Призраки Гойи
Шрифт:
Когда весть об этом дошла до Байонны, Карлос IV, по-прежнему очарованный Наполеоном, вышел из себя и обвинил своего сына Фердинанда во всех бедах их страны. Сын стал возражать, распалился; последовала новая ссора.
Как же быть? Поразмыслив, Наполеон принял, — но все полагают, что он решил это заранее, — решение, о котором ему пришлось впоследствии пожалеть, когда он вспоминал на острове Святой Елены об «этой злополучной испанской войне… сущей напасти…», ознаменовавшей начало его падения.
По правде сказать, как писал Шатобриан, в эту пору Наполеон-владыка мира взял верх над Наполеоном-человеком:
Дело было немедленно улажено. 11 мая Наполеон написал своему брату, что его ждет корона, причем не из захудалых — речь шла не только об Испании, но и обо всех ее заморских территориях в Америке. «Ты получишь это письмо 19-го, — писал Бонапарт. — Тебе придется отправиться в путь 20-го». Жозеф повиновался и уехал из Неаполя 20 мая (кое-кто говорит, 21-го). Едва он оказался в Испании, куда ехал скрепя сердце, как его охватили «дурные предчувствия». Эта неожиданно свалившаяся на голову Жозефа корона уже тяготила его, как непосильная ноша.
Брат Наполеона привез в Мадрид, куда он прибыл 20 июня, проект новой конституции с либеральным уклоном и общественных преобразований. Никто не встречал государя на пустынных улицах. Одно из немногих полученных им поздравительных писем было от самого Фердинанда, который в ожидании лучших времен пресмыкался перед новыми хозяевами.
Некоторые испанцы afrancesadosвстретили Жозефа как освободителя; другие, более многочисленные, как узурпатора, истинную марионетку. Национальное собрание, состоявшее из тщательно отобранных именитых граждан, проголосовало за конституцию, но народ после массовых казней 3 мая не мог признать французского короля, хотя Наполеон в своем воззвании называл его «мое второе я».
По правде сказать, Жозеф был не самым плохим выбором. Привлекательный мужчина, основательный, спокойный, проявляющий интерес к искусству, он стремился творить добро. Брату Наполеона нравилось гулять по Мадриду без охраны и разговаривать с простыми людьми; он любил вино настолько, что недруги вскоре прозвали его Хосе-Бутылочником. Новоявленный король ясно и точно оценивал свое положение, понимая, что оно незаконно и неестественно. Не питая на сей счет никаких иллюзий, он писал брату, что, несмотря на заискивающие улыбки людей, сотрудничающих с властями, «неистовый» испанский народ ненавидит эту военную оккупацию и что он сам жаждет как можно скорее вернуться в Неаполь.
Несколькими неделями позже в Испании разразилась подлинная война.
Гойя пережил эти пятнадцать беспокойных лет, на протяжении которых Европа, казалось, делала мучительный выбор между двумя мирами.
Во время одной из поездок в Андалусию он окончательно потерял слух. Отныне
Постепенно Гойя научился читать по губам своей жены Жозефы, своего сына Хавьера и других родных. Он освоил язык глухонемых. Бывший ученик художника, ставший одним из его помощников, некий Ансельмо, также знавший этот язык, порой сопровождал его и переводил ему самое важное из сказанного. Кроме того, порой Гойе, как и всем глухим, писали короткие фразы на клочках бумаги.
Сильная глухота, по-видимому, не мешала художнику творить. Некоторые даже утверждают, что она ему помогала, заставляя искать в глубине своей души, в мире безмолвия, образы, которые никто до него не видел.
Слава Гойи возросла, но наряду с общественной деятельностью и заказными произведениями, главным образом портретами, мастер продолжал более личные, более сокровенные искания, и в своих гравюрах, и в картинах, предпочитая не показывать плоды этого труда, о которых в основном стало известно гораздо позже, уже после его кончины.
Гойя неоднократно пытался что-либо разузнать об Инес, но это ему не удалось. После бегства Лоренсо словно завеса тумана опустилась на здание инквизиции. Невозможно было туда проникнуть или хотя бы заглянуть краешком глаза. Томас Бильбатуа, со своей стороны, проявлял всё большую активность, чтобы добиться освобождения дочери, но тщетно. Он сумел только выяснить официальным путем, что Инес судили и признали виновной. Однако по причине молодости подсудимой и влияний, которые могли на нее оказать, а также учитывая высказанное ею намерение искупить свою вину, было решено, что узнице сохранят жизнь и не станут подвергать ее позорному и мучительному аутодафе на главной площади.
Эта поблажка была бесполезной. В городе уже давно не сжигали людей, к тому же после побега Лоренсо мадридская инквизиция, отказавшись от ужесточения борьбы, вернулась к привычной тихой рутине. Было официально объявлено, что Инес проведет еще какое-то время в помещениях Конгрегации в защиту вероучения, дабы раскаяться в своих грехах и окончательно смыть с себя всякий след святотатства.
Сколько времени? Об этом умалчивалось. До тех пор, пока грешница не станет безупречной, до тех пор, пока она не перестанет представлять угрозу для веры и ее можно будет отпускать на волю время от времени.
После чего узницу окончательно освободят.
Все хлопоты Томаса оказались напрасными. Мало-помалу Бильбатуа отчаялся. Когда его спрашивали, что слышно об Инес, он отвечал: «Я потерял дочь». Его супруга Мария-Изабелла перестала принимать пищу и умерла от истощения в 1796 году. В последние месяцы жизни женщина, если верить слугам, проклинала Бога и каждый вечер плевала на распятие. Один из их сыновей, Альваро, уехал в Америку и пропал без вести во время кораблекрушения на пути в Китай, где-то между Мексикой и Филиппинами. Его тело так и не нашли.