Призраки грядущего

Геммел Дэвид

— Май-Син прогневила Джунгир-хана. Он отдал ее своим Волкам, и она, не стерпев такого позора, вскрыла себе горло серебряными ножницами. Это случилось всего лишь через месяц после ее приезда.

Желудок Чиена сжался в узел, но он не подал виду.

— Для начала можно было бы ограничиться простым «добрый вечер», отец. Но благодарю тебя за эти сведения.

— У меня нет времени на любезности, Чиен-Цу, равно как и на пустые чиадзийские ритуалы. — Старик засмеялся. — Посмотри вокруг — это надирская земля, холодная и негостеприимная. Здесь выживает только

сильный. Здесь нет зеленых полей и обильных пастбищ. Воин к тридцати годам считается стариком. У нас не остается сил на красивые слова. Впрочем, это не важно. Важно то, что ты здесь и что ты полон желания отомстить. Следуй за мной. — Старик ловко соскочил с камня и пошел по снегу.

— Это демон, — простонал Оши. — На нем повязка из человеческой кожи.

— Меня не заботит, во что он одет. Если он демон, я заключу с ним договор — но надеюсь, что у этого демона имеется теплая пещера.

Они последовали за стариком к гладкой на вид скале. Внезапно старик пропал из виду, и Оши затрясся, но Чиен обнаружил в скале узкую, почти незаметную трещину. Он ввел туда коня, и Оши двинулся за ним.

Внутри было темно и холодно. Из мрака донеслось тихое пение, и в заржавленных кольцах на стенах вспыхнули факелы. Конь Чиена запрядал — хозяин успокоил его, погладив по шее и пошептав ласковые слова. Путники вступили в освещенный факелами туннель, который привел их в глубокую пещеру, где без всякого топлива горел костер.

— Садитесь и грейтесь, — сказал Аста-хан. — Я не демон, — заметил он, обращаясь к Оши, — я хуже демона. Но ты можешь меня не бояться.

— Благодарю вас, господин. Благодарю, — с глубоким поклоном ответил Оши.

Аста-хан, не глядя на него, обратил взор к Чиену:

— А вот ты, чиадзе, ничуть не боишься меня. Это хорошо. Не люблю боязливых. Да садитесь же! Будьте как дома. Давно уж у меня не было гостей.

— Долго ли ты живешь здесь? — спросил Чиен, усаживаясь у волшебного огня.

— С тех пор, как убили моего господина. Это был Тенака-хан, повелитель Волков, Князь Теней. — В глазах старика вспыхнула гордость. — Великий хан, наследник Ульрика.

— Кажется, я слышал это имя, — сказал Чиен. Аста скрыл свой гнев за легкой улыбкой.

— Его слышали все — даже мягкобрюхие чиадзе. Но оставим это. Вы известны своим безверием — но я видел, как ты дерешься, Чиен-Цу. Видел, как ты убил Кубая и остальных. Ты искусен и скор.

— Ты нуждаешься в моем искусстве, отец?

— Я вижу, твоя мысль не уступает быстротой телу. Да, ты мне нужен. А я нужен тебе — и неизвестно еще, кто кому нужен больше.

— Не могу сказать, чтобы хоть как-то нуждался в тебе.

— Стало быть, ты знаешь, как пробраться в ханский дворец?

— Пока нет — но я найду способ.

— Нет, не найдешь. А вот я могу показать тебе путь, который ведет в самый тронный зал. Один ты не выйдешь оттуда живым — Обитатели Тьмы не пропустят тебя. Но я отдам тебе Джунгир-хана и позволю тебе осуществить свою месть.

— А что взамен, отец?

— Ты поможешь Призракам Грядущего.

— Я не понимаю.

Объясни.

Аста-хан покачал головой:

— Сначала мы поедим. Я слышу, как урчит в животе у твоего слуги. Возьми свой лук и выйди из пещеры. Там ждет олень — убей его.

Чиен вышел. Старик сказал правду — у входа стояла дрожащая олениха с широко открытыми, немигающими глазами. Чиен прицелился в нее, постоял и вернулся в пещеру.

— Оши, возьми нож и убей оленя. Это не охота.

Аста-хан, раскачиваясь на корточках, издал громкий смешок.

— Расскажи мне о Тенаке-хане, — попросил Чиен, и старик посерьезнел.

— Он был для надиров и солнцем, и луной — но его проклятием была смешанная кровь. Наполовину дренай, наполовину надир, он позволил себе полюбить женщину. И добро бы он просто взял ее себе — нет, он отдал ей свою душу. Она умерла при родах дочери, Танаки, и унесла часть души хана с собой — не знаю куда, на небо или в ад. Он потерял вкус к жизни и позволил годам течь бесплодно. Его сын Джунгир отравил его. Вот тебе история Тенаки-хана. Что еще ты хочешь знать?

— Ты был его шаманом?

— Был и остаюсь. Я — Аста-хан. Это я возложил шлем Ульрика на его голову. Я был рядом с ним, когда он завоевывал дренаев и вагрийцев, когда он вторгся в Машрапур и Лентрию. Он осуществил наши мечты. Он не должен был умирать. Он должен был жить вечно, подобно богу!

— Чего же ты хочешь, Аста-хан? Большего, чем простая месть?

В глазах Асты вспыхнул огонь, и он отвернулся.

— Чего я хочу, тебя не касается. Довольно и того, что я помогаю осуществить твое желание.

— Сейчас я желал бы только одно: горячую ванну.

— Будь по-твоему, — сказал Аста, поднимаясь. — Пойдем со мной. — И он провел Чиена в глубину пещеры, где во впадину натекла сверху из трещины талая вода. Аста встал на колени, погрузил руку в воду, закрыл глаза и произнес три резких, непонятных Чиену слова. Вода забурлила, и над ней поднялся пар.

— Горячая ванна для благородного чиадзе, — сказал Аста и встал. — Что-нибудь еще?

— Молодую наложницу, которая читала бы мне стихи Лю-Цзяна.

— Придется удовольствоваться ванной, — сказал Аста и ушел.

Чиен разделся и окунулся в воду. Она оказалась горяча как раз в меру, хотя мгновение назад кипела. Ему вспомнилась история Хай-Чуэна, обвиненного в краже царской драгоценности. Хай-Чуэн не признал себя виновным и был приговорен к испытанию. Он должен был опустить руки в горшок с кипятком. В случае невиновности боги уберегли бы его, в случае виновности он обварил бы себе руки. Обвиняемый был родом горец и попросил судью провести испытание перед ликом самого Небесного Отца. Судья, тронутый его благочестием, дал согласие, и Хай-Чуэна препроводили на вершину большой горы. Вскипятили воду, Хай-Чуэн погрузил руки в котелок, и на них не осталось ни малейшего следа. Его освободили. Впоследствии он продал похищенную драгоценность и зажил, как принц. Чиен улыбнулся. Все дело было в высоте — в горах вода закипает, будучи гораздо менее горячей.