Призраки (Haunted)

Паланик Чак

Машины, припаркованные снаружи, – они как будто за сотни студеных миль. В такой темноте даже парковочная площадка под окнами кажется недостижимой.

Лицо Олсона Рида, когда его нашла мисс Лерой, его шея и голова, эти последние десять процентов общей площади кожи остались нетронутыми. Они были даже красивыми, по сравнению со всем остальным его телом, с обваренной, облезающей кожей.

Он все еще кричал. Как будто звездам было не наплевать. Это вареное нечто – то, что осталось от Олсона Рида, – оно как то двигалось вдоль замерзшей Уайт Ривер, Белой реки, спотыкаясь на

каждом шагу, его колени дрожали, подгибались и расползались на части.

То, что двигались вдоль реки, это был уже не весь Олсон. Его ноги ниже колен были проварены до костей и тащились за ним по изломанному льду. Их уже не было, ног. Сперва слезла кожа, потом отломились кости, кровь сварилась и даже не вытекала наружу, она не тянулась за ним алым следом. За ним тянулся лишь след его собственного жара. Его тело было таким горячим, что под ним таял снег.

Этот парень из Парк Сити, штат Вайоминг, тот самый парень, который прыгнул в горячий источник, чтобы спасти свою собаку. Говорят, что, когда его вытащили из воды, его руки отламывались, сустав за суставом, но он был еще жив. Кожа на голове слезла, обнажив белый череп, но он был еще в сознании.

Поверхность горячего озерца плевалась расплавленным жиром, в воздухе над водой искрились крошечные радуги, жир плавал на поверхности.

Собака того парня сварилась до состояния меховой шубы, повторяющей форму собачьего тела, ее кости были уже идеально выварены и сложились в глубокий геометрический центр мира. Последние слова того парня: «Все, пиздец. Меня уже не спасти, да?»

Вот таким мисс Лерой и нашла Олсона Рида в тот вечер. Только все было гораздо хуже.

Снег у него за спиной, снег повсюду вокруг, был весь залит слюной.

В темноте у него за спиной горел целый рой желтых глаз. Снег был утрамбован до состояния льда, весь в отпечатках койотовых лап. Весь в волчьих следах. Повсюду вокруг, в темноте – длинные морды диких собак. Черные звериные губы, оскал белых зубов. Они хватали зубами лохмотья белых Олсоновых штанов, изодранные в клочья штанины, которые еще дымились от жара того, что сварилось заживо внутри.

Еще один удар сердца, и желтые глаза исчезли, и то, что осталось от Олсона, – то и осталось. Снег, взбитый задними лапами, еще искрился в ночном воздухе.

Они остались вдвоем, мисс Лерой и Олсон Рид, в теплом облаке запаха поджаренного бекона. Олсон буквально пульсировал жаром – огромный живой запеченный картофель, погружавшийся все глубже и глубже в тающий снег. Его кожа была словно кожица жареной курицы – сморщенная хрустящая корочка, только дряблая и скользкая поверх сведенных, проваренных мышц на горячих костях.

Его руки вцепились в руки мисс Лерой, а когда она попыталась вырваться, его кожа сползла. Его вареные руки прилипли к ее рукам, как при сильном морозе губы прилипают к железному столбику на детской площадке. Когда она попыталась вырваться, его пальцы растрескались до кости, и наружу не вытекло ни единой капельки крови, потому что она вся сварилась, и он закричал и еще крепче вцепился в руки мисс Лерой.

Он был слишком тяжелым, она не смогла его сдвинуть. Погруженного так глубоко в снег.

Он

прилепился к ней намертво, она не могла от него оторваться, а дверь в ресторан была всего в двадцати шагах – в двадцати отпечатках следов на снегу. Дверь была открыта, столики были уже накрыты для следующей трапезы. Мисс Лерой видела, как в огромном камине в обеденном зале горит огонь. Да, она его видела, но огонь был слишком далеко, чтобы она чувствовала тепло. Она загребала ногами, пиналась, пыталась тащить Олсона, но снег был слишком глубоким.

Она решила остаться, не тратить силы. Она надеялась, что Олсон скоро умрет. Она молила Господа Бога, чтобы тот поскорее прикончил Олсона, пока она не замерзла насмерть. С темной опушки леса за ними пристально наблюдали волки, сверкая желтыми глазами. Черные силуэты сосен вонзались в ночное небо. Звезды сливались друг с другом.

В ту ночь Олсон Рид рассказал ей историю. Свою персональную историю с привидениями.

Когда мы умираем, мы умираем с историей на устах. С такой историей, которую можно поведать лишь незнакомому человеку, в каком нибудь уединенном месте, в обитой войлоком палате полуночи. Эта история – самая важная. Мы годами ее репетируем, про себя, но никогда никому не рассказываем. Эта история – наш личный призрак. Она возвращает людей из мертвых. Лишь на мгновение. Так, заглянуть в гости. Любая история – чей то призрак. Эта история – призрак Олсона.

Растапливая во рту снег, мисс Лерой плевалась водой в жирные красные губы Олсона, в его лицо – единственное место, к которому она могла прикоснуться без риска прилипнуть. Стоя рядом с ним на коленях. Первый шаг на пути к блуду. Этот поцелуй, это мгновение, для которого Олсон себя берег.

Почти всю жизнь она хранила в себе то, что он кричал в ту ночь. Она никому не рассказывала об этом. И это было тяжелой ношей. Сейчас она рассказывает всем и каждому, но легче от этого не становится.

Это сваренное существо у Белой реки, оно кричало:

– Ты зачем это сделала? Оно кричало:

– Что сделал я?

– Волки, – говорит мисс Лерой и смеется. Теперь их здесь нет. Теперь – нет.

То, от чего умер Олсон, называется миоглобинурия. При сильных ожогах обожженные мышцы выделяют белок миогло булин. При таком мощном притоке белка в кровь почки уже не справляются. Токсины не выводятся из крови, происходит самоотравление организма. Называется почечная недостаточность. Миоглобинурия. Когда мисс Лерой говорит эти слова, она словно колдунья, произносящая заклинания. Слова – как заклятие. Магическая формула.

Это долгая смерть. Занимает всю ночь.

Утром к гостинице пробилась снегоочистительная машина. Водитель нашел их: Олсона Рида – мертвым, мисс Лерой – спящей. От того, что она целую ночь растапливала во рту снег, ее десны покрылись белыми пятнами. Обморожение. Мертвые руки Рида по прежнему сжимали руки мисс Лерой, защищая ее пальцы. Теплые, как перчатки. В течение нескольких недель с обмороженных десен у основания каждого зуба сходила кожа, мягкие серые лоскуточки вокруг коричневых корней, пока ее зубы не стали выглядеть, как сейчас. Пока у нее не стало обеих губ.