Призраки подземелий
Шрифт:
Довольно быстро привыкнув к новым образам, Аламез наконец-то открыл дверь и тут же погрузился в мир, полный новых зрительных, обонятельных и слуховых впечатлений. С одной стороны, теперь заброшенная стоянка выглядела гораздо привлекательней, чему во многом поспособствовал представший моррону во всей красе цветового многообразия подземный ландшафт. С другой же стороны, куда омерзительней, и всё это благодаря свалке мертвых тел, не только источающей удушливое зловоние разложения, но и воспринимаемой глазом в мельчайших подробностях естественных процессов гниения, ржавления и иного распада. К счастью, у Аламеза не было времени ни всматриваться в кучи останков металла и плоти, ни уж тем более к
Причиной возникновения этого естественного для любого живого существа, но редко слышимого в хоровом исполнении звука стали усилия примерно двух сотен гномов, скинувших с плеч доспехи, отложивших в сторону оружие и впрягшихся в самодельные хомуты. Неизвестно зачем они отделили от поднимающихся из ям станин тяжелые орудия и дружно тянули лямки, довольно успешно и быстро перетаскивая их с берега на небольшую возвышенность; туда, где, собственно, и располагалась караванная стоянка. Для чего это понадобилось и почему солдаты так утруждали свои тела перед боем, Аламез не понимал, но, к счастью, знал, у кого спросить.
Стараясь больше не попадаться занятым делом гномам на пути ( негативный опыт в этом плане у моррона уже имелся), Дарк быстро вернулся в казарму, забрал кирку с котомкой, а затем тут же выскочил наружу и почти бегом направился к берегу. Конечно, этой небольшой заминки можно было бы и избежать, но опыт подсказывал воину, что в преддверии любого сражения лучше всё добро иметь при себе, ведь неизвестно, как сложится бой и где он закончится. Аламез не исключал возможности, что ему уже не представится случай переступить порог казармы.
Никто никогда не высчитывал, сколько в одном гноме сокрыто лошадиных сил или наоборот, но Дарк был впечатлен увиденным результатом коллективных усилий необычайно выносливых и упорных крепышей. За время его отлучки два орудия уже почти достигли колодца, где, судя по всему, их должны были заново установить. Пока две сотни гномов успешно заменяли ломовых лошадей, еще две-три дюжины бойцов занимались подготовкой площадки под новую огневую позицию. Они поспешно расчищали её от залежей человеческих костей и бесполезных обломков стали и вбивали в едва заметные глазу стыки между каменными плитами короткие опорные колья. Хоровое пыхтение стало заметно сильней, но сквозь него иногда всё же доносились голоса не закрывавших рты командиров, то ли ругавшихся, то ли подбадривающих своих бойцов. Не знавшему махаканского языка Дарку было того не понять.
Стараясь не помешать и даже не попасться на глаза обильно покрывшимся потом труженикам, Аламез обошел их стороной, а затем побежал по расположенным под небольшим уклоном плитам к берегу, где и убедился, что не принимавшие участия в перетаскивании орудий гномы отнюдь не прохлаждались без дела. С полсотни махаканцев, если не более, собрались возле разбитого орудия и завершали его разборку откручиванием болтов и гаек, а где это было бесполезно, то и грохочущими ударами молотов. Стальные обломки, размеры которых не превышали роста среднего гнома, аккуратно складывались у кромки воды. Еще две-три дюжины махаканцев были отряжены в мусорно-похоронную команду. Как это ни грубо звучит, но по-другому их работу по расчистке берега было не назвать. Одни аккуратно складывали штабелями трупы убитых товарищей, а другие сваливали в две кучи мелкие, средние и даже довольно крупные камни – обломки корабельных снарядов. Аламез мог ошибаться, но ему показалось, что горки камней вышиной в человеческий рост насыпались как раз там, где ранее размещались демонтированные орудия. Вместо того чтобы элементарно опустить вниз подъемные платформы и оставить
Хотя Аламез многократно убеждался в мудрости народных поговорок: « Со своим уставом в чужой монастырь не ходят!» и « Не учи батяню тебе подобных творить!», но в этом случае промолчать он не мог. Старый друг и опытный командир допустил просчет, который мог запросто стать роковым для всех, включая его самого и мирно посапывающих в казарме разведчиков.
Твердо решив обязательно «открыть глаза» Альто на допущенную оплошность, Дарк ненадолго озадачился подбором правильных слов, чтобы изложить суть замечания как можно деликатней и ни на толику не уронить авторитет командира заставы в глазах его солдат. Беда была в том, что Румбиро, как назло, был не один, а стоял на берегу в окружении пяти-шести гномов и, не прекращая взирать на далекие озерные дали через подзорную трубу, отдавал распоряжения старшинам десятков и полусотен.
Слов у моррона было много, причем дельных и довольно нейтральных, но они как будто специально не желали выстраиваться в короткую, но доходчивую и емкую речь, не содержащую даже тени намеков, на которые чересчур щепетильные и вспыльчивые гномы могли бы обидеться. Неизвестно, смог бы справиться моррон со сложной задачей дипломатичного указания на просчет или нет, но Судьба ( наверное, притомившись в ожидании) решила сжалиться над ним.
Опустив трубу и смачно сплюнув в воду, полководец Румбиро повернулся лицом к своим офицерам и что-то сказал им кратко по-махакански: то ли « По местам!», то ли « За дело!». Хоть точного перевода моррон не мог знать, но общий смысл отрывистого приказа уловил точно. Старшины тут же разошлись, а заметивший его присутствие рядом Альто призывно замахал рукой, требуя немедленно подойти.
– Правильно сделал, что при ребятах не сунулся, – прошептал Румбиро, по-дружески хлопнув Дарка по плечу и демонстративно, на глазах у доброй дюжины тайком косившихся на них бойцов и старшин, выразил наивысшее уважение гостю, пожав ему руку. – Сам понимаешь, далеко не все гномы, среди людей пожившие, в восторге от вашего племени. Мне-то на энто плювать, да только не стоит зазря гусей дразнить! А так оно и к лучшему вышло. Пущай полюбуются, как ты подобающее гостю уважение к нашим делам проявил!
– Дела уже не ваши, а наши общие! – так же прошептал Дарк, опасающийся любопытных ушей, которые могли прислушиваться к их разговору; а затем, воспользовавшись тем, что уже не надо было облекать упрек в изысканную форму, изложил свое возмущение грубо, но зато кратко и доходчиво: – Ты что, недомерок тупой, творишь?! Ты что, под землей сидючи, совсем ум растерял?! Нас всех разом погубить хочешь?! Зачем баррикаду для врага строишь?! А ну, немедленно подъемники опусти, а проходы между ямами камнями завали!
– Страшен и лют в праведном гневе своем! – рассмеялся в лицо Аламезу Румбиро, а затем с такой силой сжал советчику руку, что в кисти Дарка что-то жалобно хрустнуло, а на вылезших из орбит глазах навернулись слезы. К счастью, рукопожатие продлилось недолго, ладонь гнома выпустила добычу всего за миг до того, как моррон собирался закричать от боли. – Ты тут не указывай, я знаю, что делаю! Но это, однако, и неплохо, что мысль тревожная тебе в голову пришла… значитца, и враги о том же подумают.