Призраки прошлого
Шрифт:
Я вернулся тем же путём, вылез на заброшенном дворе и оказался на улице. Около тротуара был припаркован обшарпанный жигулёнок местного таксиста, который привёз меня в этот город.
— Экипаж подан, сэр! — воскликнул радостно он, заметив меня.
Я пожал ему руку, которую он с таким удовольствием затряс, будто его миллионом баксов одарили.
Старая колымага, подпрыгивая на ухабах, довольно резво неслась по улицам городка, мы вихрем домчались до берега, где меня поджидал катер. Я вернулся на остров, пробрался к заветной двери, спустившись вниз, быстрым шагом направился к месту казни — круглой площади, посредине которой были установлено несколько эшафотов с виселицами на разной высоте. Стеклянный,
Я оглядывал разношёрстную толпу скучающих зевак, мужчин и женщин, для которых этот город стал тюрьмой. На их бледных, из-за отсутствия солнечного света, лицах отражалось удивительное безразличие к чужой судьбе, они лишь с интересом бросали нетерпеливые взгляды на эшафот, и это не казалось актёрской игрой. Им действительно хотелось увидеть публичную казнь, они жаждали стать частью мерзкого зрелища. Стоит ли спасать этих людей, которых пригнали сюда, как стадо баранов? Я буду рисковать жизнью ради этой бесформенной, серой массы? Никто из них даже спасибо не скажет мне. Скорее разозлится из-за того, что я лишил их кормушки, которую им здесь предоставили, пусть убогую и жалкую, но постоянную. То, что их в любой момент могли убить, вряд ли их волновало. В голове настойчиво закрутились слова песни Макара:
А причину искать не надо
Просто любят бараны стадо
Ну а то, что в стаде их режут
Так это ж не всех, так это все реже…
Стало противно на душе. Я постарался столкнуть чувства в самую глубину подсознания, чтобы эмоции меня не выдали, сделал вид, что раздражён из-за задержки, бросил взгляд на часы. Потом на пустой эшафот. В толпе ходили копы в чёрной форме, они несколько раз продефилировали мимо меня, но я оставался абсолютно спокоен. Толпа заволновалась, загудела, я удивлённо огляделся и похолодел, заметив двух охранников с парнем в кандалах. Они подошли ближе, и я выдохнул — это был не Влад. Я узнал его — один из нашей группы, Валька, изображавший Джона Карпентера. Он работал уборщиком в баре Влада. Черт, устроители этого гнусного шоу не стали отменять казнь из-за отсутствия одного объекта, быстро подыскав другой. Группа подошла ближе, Валька еле тащил ноги, понурив голову.
Я быстро нашёлся, выдвинулся ближе, чтобы сделать несколько снимков, пытаясь усмирить предательскую дрожь в пальцах. И вдруг перед мысленным взором совершенно отчётливо вспыхнул мой собственный кошмар, когда приснилось, что меня хотят повесить. На мгновение я очутился на месте несчастного Вальки и содрогнулся, мучительно забилась в голове мысль — даже если я спасу его, рискуя жизнью, все равно эти мерзкие представления будут раз за разом повторяться и повторяться.
Валька спотыкаясь, медленно поднялся по деревянным ступеням на эшафот, где его ждал палач, совершенно неприметной внешности, его лицо выражало удивительное безразличие, как бывает у тех, кто занят на нудной, рутинной работе, когда полностью атрофируются любые эмоции. Он накинул верёвку на шею Вальки, тот вздрогнул, в отчаянье бросил взгляд в толпу. Я оглядел зрителей. Все ли они понимали, что это вовсе не игра, страшная реальность? И каждый мог оказаться на месте несчастного,
— Не раскисай, Верстовский, — услышал я голос Разумовского.
Я выругался про себя, и сделал вид, что у меня кончилась плёнка, достал новую кассету из кармана, начал деловито менять. Когда поднял глаза, все уже было кончено. Уняв дрожь в пальцах, я сделал финальный снимок, и покинул это мерзкое место. Ноги пронесли мимо заведения, который раньше держал Влад. Я отправился в стриптиз-баз. Девушка ослепительной внешности, блондинка с длинными ножками, безупречной линией бёдер и аппетитной попкой крутилась около шеста. Я присел в глубине, мне хотелось напиться, разбить камеру с размаха об стену. Но лишь сделал вид, будто с интересом наблюдаю шоу, хотя не мог отогнать видение молящих о помощи глаз Вальки. В любой момент я сам могу оказаться на его месте. И мне никто не поможет.
Я бросил взгляд на сцену, стриптизёршу сменила певица в обтягивающем, как змеиная кожа золотистом платье. Сочное контральто заполнило небольшое помещение до краёв, это мучительно напомнило о Милане. Безумно захотелось увидеть её, зарыться пальцами в её волосы, ощутить тонкий аромат духов, услышать мелодичный, нежный голос. Я так давно не видел её, целую вечность. И с облегчением услышал резкий окрик Разумовского, который требовал, чтобы я немедленно покинул шоу. Я аккуратно прошёл к незаметному выходу, и вдруг поймал себя на мысли, что тон Разумовского был чрезвычайно раздражённым, и напрягся. В коридоре меня поджидал шкафообразный парень, одетый в темно-синий костюм, висевший на нем мешком.
— Пошли! И без фокусов! — грубо сказал он неожиданно высоким, тонким голосом, который совсем не вязался с его квадратными плечами и крупной головой с бритым затылком.
Он провёл меня по коридору, пару раз довольно ощутимо подтолкнув в спину, открыл дверь. Я увидел сидящих в креслах около стола мужчин, среди которых узнал Розенштейна и Разумовского.
— Верстовский, рассказывай, что знаешь об исчезновении актёра, который исполнял роль Алекса Робинсона. Быстро! — звенящим голосом потребовал Розенштейн, даже не предложив мне сесть.
— Понятия не имею. А что я должен знать об этом? Я вообще не в курсе, — спокойно ответил я.
Розенштейн вскочил, резво подбежал ко мне, пристально взглянув в глаза, прошипел:
— Ты ведь дружил с ним. Был в его команде. Ну, быстро, говори!
— Дружил только в шоу, и больше никаких дел.
Розенштейн стал постепенно багроветь, лысина заблестела мелкими каплями пота. Он вытащил здоровенный платок из кармана пиджака, быстро вытерся, сунул назад. Тяжело отдуваясь, вернулся на место и плюхнулся в кресло.
— Значит так, Верстовский. Если мы узнаем, что ты имеешь отношение к побегу Влада Самарина, тебе будет сильно хреново, — проговорил хрипло Разумовский, сидевший в самом углу комнаты. — Мы все равно его найдём, из-под земли достанем. И пострадают все, кто причастен к этому.
— А какое мне дело до этого …удака? — поинтересовался я, совершенно успокоившись. Внутренне я ликовал, никто не узнал о моих манипуляциях, никто не видел, как я вывел Влада. И кажется, Мишка тоже вне опасности.
— Ладно, иди отдыхай, — пробурчал Розенштейн. — Завтра утром съёмка у Верхоланцева.
Я сидел в трамвае, у окна, рассматривая пробегавший пейзаж — высокие, стройные кипарисы, низкие, каменные заборчики. Это место стало капканом для меня. Я взял на себя слишком много обязательств. Трамвай резко затормозил, я вспомнил, что это моя остановка, и еле успел выскочить.
— Господи! Олег! Как я рада! — всплеснув руками, вскрикнула Екатерина, открыв дверь. — Куда вы запропастились? Беспокоились, вдруг с вами что-то случилось! Проходите, я как раз накрыла на стол, ждём вас.