Призраки в солнечном свете. Портреты и наблюдения
Шрифт:
Мисс Райан захотела узнать, что говорил солдат, ушедший из-за нашего столика.
– А-а, чепуха, – сказал он. – Пьяная бравада. По какой-то идиотской причине он решил, что вы его оскорбили. Я сказал, что он ведет себя nye kulturni. Запомните: nye kulturni. Это вам очень пригодится: когда эти ребята начинают грубить и надо их осадить, бесполезно говорить «сволочь» или «сукин сын», но скажите, что он некультурный, – сразу сработает.
Мисс Райан начала беспокоиться,
– Вы были очень kulturni, – сказала Нэнси. – И вообще, по-моему, вы даже красивее Отто Крюгера.
– Так и скажу жене, – ответил он, широко улыбаясь. – Dasvidania. Всего наилучшего.
Через час после отправления из Брест-Литовска было объявлено, что первая группа посетителей приглашается в вагон-ресторан. Это событие труппа предвкушала давно, с аппетитом, обостренным, во-первых, реальным голодом, а во-вторых, уверенностью, что для первой русской трапезы советские хозяева непременно зададут «пир на весь мир», или, как выразился один участник труппы, «жрачку до опупения».
Самые скромные желания были у мисс Тигпен: «Пять ложечек икры и кусочек тоста. Это сто тридцать калорий». Миссис Гершвин о калориях не думала вообще: «Уж я-то сразу на икорку налягу, можешь быть уверен, солнышко. В Беверли-Хиллз она стоит тридцать пять доларов фунт». Мечты Леонарда Лайонса вращались вокруг горячего борща со сметаной. Эрл Брюс Джексон собирался «упиться до чертиков» водкой и «обожраться» шашлыком. Мэрилин Путнэм умоляла всех и каждого оставить кусочек для Тверп.
Первая группа, в количестве пятидесяти человек, прошествовала в вагон-ресторан и заняла места за столами на четверых по обе стороны прохода. Столы, покрытые льняными скатертями, были уставлены белым фаянсом и отполированным серебром. Вагон-ресторан выглядел таким же древним, как столовое серебро, и в воздухе, подобно пару, висел запах полувековой стряпни. Савченко не было; роль хозяев играли мисс Лидия и трое молодых людей. Молодые люди сидели за разными столами и переглядывались, как бы безмолвно взывая друг к другу с островков изгнания и тоски.
Мисс Лидия сидела за одним столом с Лайонсом, мисс Райан и мною. Чувствовалось, что для этой немолодой женщины, которая, по ее словам, в обыденной жизни переводит статьи и живет в московской коммунальной квартире, необыкновенным событием, от которого она так разрумянилась, были не разговоры с иностранцами, а то, что она сидит в вагоне-ресторане. Во всем этом – в столовом серебре, в чистой скатерти, в лукошке со сморщенными яблоками вроде тех, которыми торговал китаец, – было что-то, отчего она долго поправляла розочку из слоновой кости и подкалывала разлетающиеся волосы.
– Ага, еда идет! – сказала она, глядя вбок, на квартет приземистых официантов, проковылявших по проходу с подносами, на которых стояло первое.
Те, чье нёбо предвкушало икру во льду и графины с охлажденной водкой, слегка погрустнели при виде йогуртов и газировки с малиновым сиропом. Энтузиазм выразила только мисс
– Не ешьте этого, солнышко, следующим номером точно будет икра.
Однако следующим номером была жесткая лапша, покоившаяся, как затонувшие бревна, в водянистом бульоне. За супом последовали телячьи котлеты в сухарях, с вареной картошкой и горошком, гремевшим на тарелке, как дробь; для запития были принесены новые бутылки с газировкой.
– Я не о своем желудке беспокоюсь, а о Тверповом, – сказала мисс Путнэм миссис Гершвин, на что та, перепиливая котлету, ответила:
– Как ты думаешь, может, икру подадут на десерт? С такими, знаешь, крохотными блинчиками?
У мисс Лидии надулись щеки, выкатились глаза, челюсти работали как поршни, по шее стекал пот.
– Ешьте, ешьте, – приговаривала она, – ведь вкусно, правда?
Мисс Райан сказала, что все просто замечательно, и мисс Лидия, вытирая тарелку толстенным куском черного хлеба, горячо согласилась:
– Лучше даже в Москве не получите.
В минуту затишья между вторым и сладким она принялась за лукошко с яблоками; гора огрызков все росла, но время от времени мисс Лидия прерывалась, отвечая на вопросы. Лайонс беспокоился о том, в какой гостинице остановится труппа в Ленинграде. Мисс Лидию поразило, что он этого не знает.
– В «Астории»! Номера заказаны за много недель вперед.
Она добавила, что «Астория» – «старомодная, но чудесная».
– Ладно, – сказал Лайонс, – а как в Ленинграде с ночной жизнью, сюжетцы есть?
В ответ мисс Лидия заявила, что ее английский, пожалуй, хромает, и стала со своей московской точки зрения рассуждать о Ленинграде, примерно как житель Нью-Йорка – о Филадельфии: город «старомодный», «провинциальный», «совсем не такой, как Москва». Послушав ее, Лайонс угрюмо заметил:
– Да, похоже, два дня – выше головы.
Тут мисс Райан сообразила спросить, когда мисс Лидия была в Ленинграде в последний раз. Мисс Лидия хлопнула глазами:
– В последний раз? Никогда. Ни разу там не бывала. Интересно будет поглядеть.
Тут у нее тоже возник вопрос.
– Объясните мне, пожалуйста. Почему среди исполнителей нет Поля Робсона? Он ведь черный, нет?
– Да, – ответила мисс Райан, – цветной, как еще шестнадцать миллионов американцев. Вряд ли мисс Лидия полагает, что все они должны быть заняты в «Порги и Бесс»?
Мисс Лидия откинулась на спинку стула, с выражением «меня не проведешь».
– Это оттого, что вы, – сказала она, улыбнувшись мисс Райан, – не даете ему паспорта.
Подали десерт – ванильное мороженое, совершенно замечательное. Позади нас мисс Тигпен говорила жениху:
– Эрл, лапочка, я бы на твоем месте к нему не прикасалась. А вдруг оно непастеризованное?
Через проход миссис Гершвин сообщила мисс Путнэм:
– Я так понимаю, они ее всю отправляют в Калифорнию. В Беверли-Хиллз она по тридцать пять долларов за фунт.