Призраки вокруг нас. В поисках избавления
Шрифт:
Карл и я совершаем какое-то паломничество, идем рядом друг с другом, подходим к реке. Я понимаю, что забыла свой кошелек и должна вернуться и забрать его. Карл продолжает идти вперед. Я возвращаюсь к машине, беру свой кошелек и пытаюсь догнать Карла. Я снова подхожу к мосту, ступаю на него. Вдруг какой-то мужчина моего возраста, которого я не знаю, приближается ко мне с левой стороны и начинает со мной разговаривать. В этот момент я понимаю, что Карл одновременно находится где-то впереди и при этом он мертв. Я рассказываю незнакомцу о своей утрате, о своих чувствах, а потом, к моему удивлению, он говорит: «Я знаю, я понимаю, и это хорошо».
Илзе, конечно же, поняла, что она и ее муж Карл вместе следуют
После многих лет работы, огромного количества проанализированных снов я часто сталкивался с такими вот потерянными кошельками. Что каждый из нас хранит в этом кошельке? Личностные особенности, собственную индивидуальность, самоидентификацию, свой потенциал, капитал и много чего еще. В общем в потере кошелька нет ничего хорошего. Илзе оставила все это в Европе много-много лет назад, а точнее, сделала частью протективного, но при этом очень рестриктивного симбиоза с отцом.
Встреченный незнакомец не кажется таким уж незнакомым. Он – ее возраста и как будто бы все время находился там вместе с ней. Только ее сознание воспринимает его как незнакомца. Психика столкнула их обоих на этом судьбоносном мосту, на этом переходе между двумя этапами жизненного пути. Незнакомец является выражением анимуса, так называемого внутреннего мужского принципа, который долго существовал внутри ее отцовского комплекса. Именно поэтому она никогда не прислушивалась к своему внутреннему авторитету. Ее жизнь была защищена властью отца, и ей приходилось принимать только очень простые решения. Принимала она их всегда очень профессионально, не сомневаясь; но, как только пришлось отвечать на вопросы, кто она по сути, к чему стремится, она снова оказалась маленьким ребенком, заброшенным среди холодных декораций истории. Только страдания, связанные с утратой опоры в лице различных мужских фигур, смогли привести ее на это распутье. Именно поэтому незнакомец, которого не знало только ее эго-сознание, но который был всегда рядом с ней, сказал, что страдания – это хорошо. Ведь именно страдание позволило им наконец-то встретиться и узнать друг друга.
Отношение Илзе к незнакомцу, к той задаче, которую он требовал выполнить, было более чем неоднозначным. Она не хотела интегрировать энергию анимуса. Встречи женщины с негативным анимусом обычно воплощаются в принижение себя: «Почему ты думаешь, что у тебя получится?». Позитивный анимус, в свою очередь, переживается не только как способность понять свою роль в мире, но и как разрешение принять эту роль. Положительная энергия анимуса обладает собственной силой притяжения, способностью мощно воздействовать на жизнь женщины. Если учесть, что первостепенная задача второй половины жизни – это восстановление собственного внутреннего авторитета, осознание того, что истинно именно для тебя, то можно сказать, что этот сон призывал ее повзрослеть, почувствовать себя наконец зрелой личностью. По всем внешним параметрам она уже была взрослой, но с внутри-психической перспективы только сейчас, в свои шестьдесят пять лет, она начинала принимать на себя всю ответственность взрослой жизни.
Ей не нравился этот незнакомец, она не простила ему бесчувственное отношение к своей утрате. Более того, она не могла принять задачу интеграции жизненных энергий, которую он от нее требовал. Однако на свой страх и риск она начала менять свою жизнь, постоянно испытывая свой личный внутренний авторитет. Она даже оставила конфессию, которой принадлежала ее семья, и стала квакером. Это вдвойне значимо еще и потому, что квакеры делают акцент на индивидуальном духовном пути, независимом от священников и других посредников между Богом и человеком. Эта смена конфессии ознаменовала для нее начало признания собственного внутреннего авторитета и освобождения от призрачного
Дэймон – тридцатишестилетний британец, специалист в области германских языков и литературы. В Цюрихе он заканчивал работу над диссертацией, собирался вернуться в Англию и стать преподавателем в высших учебных заведениях. Он страдал от постоянной депрессии, чувства, что находится на периферии жизни, также у него были трудности с установлением близких отношений с женщинами. После нескольких недель психотерапии ему приснился следующий сон, действие которого происходило в Англии, среди родных и близких Дэймона:
Сейчас каникулы, мы все садимся в машину и уезжаем из Лондона. Проезжая по сельской местности, мы видим несколько крестьян и фермеров, работающих в поле. Я всем заявляю: «Вот как живут настоящие люди!»
Мы останавливаемся в придорожном кафе, обедаем, а потом едем до тех пор, пока дорога не заканчивается и нам не приходится идти пешком через лес. Мы заходим все глубже в чащу, становится все темнее и темнее, я начинаю тревожиться. Затем вдалеке мы видим проблески света, слышим едва уловимые звуки музыки. Мы приближаемся и видим особняк, в окнах горит свет. Отец говорит, что это дом поэта Китса. Я отвечаю: «Не может быть! Китс всю жизнь прожил и умер в Лондоне». Но отец настаивает, и когда мы подходим к воротам особняка, то видим бронзовую табличку: «Дом Джона Китса».
Мы заходим внутрь – там проходит что-то вроде театрального представления. Стульев нет, и мы усаживаемся на пол. Я начинаю понимать, что перед нами какая-то эротическая балетная постановка пьесы Шекспира «Сон в летнюю ночь». Спустя некоторое время ко мне подходит юная танцовщица и жестом приглашает поучаствовать в представлении. Я смущаюсь, мне неловко, но я думаю: «Почему бы и нет?». Мы начинаем танцевать, медленно, но все ближе и ближе друг к другу. Затем я слышу телефонный звонок, кто-то говорит мне, что это звонит мама, что мы оставили ее в придорожном кафе запертой в туалете. И теперь мне нужно вернуться и привести ее сюда. Я очень зол, потому что приходится прервать танец. Но у меня нет выбора, и я уезжаю.
Читатель, вы, наверное, как и я удивляетесь странной образности этого сна. Возможно, мы не наделяем сны буквальными ассоциациями с конкретным человеком. Мы всегда используем собственный пережитый опыт, и из этих развалин восстают глубинные образы, которые направляют наш путь. Осознание того, что внутри нас есть некий наставник, означает признание собственного внутреннего авторитета, позволяющего жить более независимо и бессознательно.
Вспомним, что Дэймон страдал от постоянной депрессии, а также от неспособности установить близкие отношения с женщинами. Все мы носим внутри себя призраки нашей семейной истории. Вот и этот сон начинается с неких семейных событий. Покидая мир ограничений эго-сознания (город), они въезжают в сельскую местность, то есть в область менее осознаваемого. Заявление Дэймона о том, что сельские люди – это настоящие люди, воплощает его критическое отношение к самому себе, которое идет от головы, а не из сердца и тела.
Когда я спросил его, почему во сне отец сказал, что этот особняк принадлежит Джону Китсу, поэту XIX века, то Дэймон ответил: «Китс умер молодым. Он сам себе написал эпитафию: „Здесь лежит тот, чье имя было начертано на воде“. Так и мой отец никогда не жил своей жизнью». «А как же он жил?» «Он посвятил жизнь заботам о матери». Дэймон чувствовал, что базой для выстраивания его жизни стала неспособность отца дать сыну более или менее достойный образец для подражания. Коль скоро Дэймон считает (а, точнее, ему это диктует интернализированный комплекс), что цель жизни – заботиться о партнере с непомерными нарциссическими запросами, то нет ничего удивительного в том, что у него есть трудности выстраивания близких отношений с женщинами.