Призраки войны
Шрифт:
— Нет?! Маленькая, крохотная просьба! И ты забыл. Признайся, ведь ты забыл. Я бы мог тебя простить, если бы ты просто забыл. Прощение возможно, когда человек совершает проступок без злого умысла.
— Я совершенно сознательно его об этом не просил! — раздраженно огрызнулся Римо.
— Ну, тогда прощение невозможно. Ты сам виноват. Нашей дружбе конец. Можешь упаковывать свои веши и убираться.
— Кончай, Чиун. Я не стал спрашивать Смита, можешь ли ты остаться и посмотреть еще одну программу Копры Инисфри, только потому, что он
— Живьем?! — Волосы на голове Чиуна зашевелились от восторга. Чиун легонько хлопнул в ладоши. Пальцы у него были тонкие и изящные, а ногти — ужасно длинные. — Мы увидим Копру Инисфри лично? Живьем?
— Смит сам это предложил. Мне не пришлось даже заикаться об этом.
— Нет? Ты не хочешь получить благодарность за этот бесценный дар? Ты ему этого не предлагал?
— Я не хочу туда ехать, Чиун.
— Ну, оставайся. Я один поеду. Можешь упаковать мои вещи, раз тебе не придется беспокоиться о своих.
Но Римо даже не шелохнулся. Он глядел на улицу сквозь стеклянные двери номера. В его карих глазах застыло такое выражение, какое бывает у человека, заглянувшего внутрь себя и увидевшего там что-то крайне неприятное.
— Что беспокоит тебя, сын мой?
— Глупейшее задание. Смит сделал стойку только оттого, что эта глупая телебаба заявила, будто у нее есть доказательства: пропавшие без вести американцы до сих пор находятся в плену во Вьетнаме.
— И что?
— Никаких американцев там нет. Все они давно либо покинули страну, либо убиты.
— Откуда ты знаешь?
— Да потому что я был там. Я знаю. Это просто газетная утка. Дерьмо собачье.
— Если это, как ты выразился, дерьмо собачье, то почему ты такой сердитый.
— Да потому что это идиотская затея. Нет там ни одного живого американца. Просто не может быть!
И тут Чиун, внимательно поглядев в лицо своего ученика, произнес нечто весьма и весьма странное:
— Я упакую и свои и твои веши.
Римо ничего не ответил. Полчаса спустя, когда заходящее солнце осветило оранжевыми лучами его бесстрастное лицо, он по-прежнему сидел возле стеклянных дверей. Впечатление было такое, что Римо разглядывает свое отражение. Если так, то отражение говорило: ему не очень-то нравится то, что он видит.
Глава 6
Билеты ждали их у входа, как и было обещано Римо, когда он доложил Смиту по телефону о своем прибытии.
Чиун выхватил билеты из рук Римо, критически их оглядел и один вернул своему ученику.
— Это твой, — заявил он решительно.
— Откуда ты знаешь? На них же не написаны наши имена.
— У него меньший порядковый номер, чем у моего билета.
Служащий провел их в студию, которая уже была почти заполнена.
— И что? — спросил Римо.
— Это значит, что у меня будет место лучше, чем у тебя.
— Здесь этот принцип не работает, — лениво возразил Римо.
Служащий подвел их к заднему ряду и показал на два
— Вот видишь, — сказал Римо, пропуская Чиуна вперед. — Мы оба сидим в заднем ряду. Это Смит придумал, уж можешь мне поверить.
— Большое видится на расстоянии, — высокомерно изрек Чиун, намеренно наступая на ноги тем из зрителей, которые не встали, чтобы пропустить его. Потом уселся на свое место, раскинув кимоно — словно цветастым покрывалом застелил мягкий диван.
— Это точно, — согласился Римо и сел на стул рядом с Чиуном.
Почти тут же из динамиков грянула музыка, оповещая о начале шоу, а красный занавес взвился, открывая сцену. Перед Римо оказался оператор с камерой и полностью заслонил обзор.
— Я ничего не вижу! — возмутился Римо.
— А я все вижу прекрасно, — довольно отозвался Чиун.
— А мне плевать, — заявил Римо, и тут как раз на сцену вышла Копра Инисфри. — Я понять не могу, что ты в ней находишь.
— Она громкая, грубая и противная.
— И именно это ты в ней находишь привлекательным?
— А другие разве нет? — пожал плечами Чиун.
— Не уверен, — с сомнением произнес Римо, оглядывая аудиторию.
В студии было неожиданно много азиатов. Вьетнамцы. Вид их лиц пробудил у Римо воспоминания.
— Она напоминает мне корейских фокусников, — пояснил Чиун. — Каждую весну они раскрашивают себе лица, напяливают яркие разноцветные одежды и устраивают разные представления для деревенских жителей. Иногда они изображают безудержное веселье, а иногда льют слезы, как из прохудившегося водопроводного крана.
— Клоуны, что ли?
— Вот-вот. Именно. Я забыл слово. Спасибо, Римо, что подсказал.
— Кажется, я начинаю что-то понимать, — сказал Римо.
А внизу, на сцене, Копра Инисфри схватила микрофон:
— Сегодня у нас заготовлен потрясающий сюрприз! — заорала она. — Я обещала вам рассказать о домашних любимцах наших военнопленных, оставшихся во Вьетнаме, но у меня есть для вас кое-что получше. Наш гость — мужественный вьетнамский джентльмен, который пешком, босиком, прошел по территориям, охваченным войной, пересек две государственные границы, и все только для того, чтобы рассказать вам сегодня нечто потрясающее. Леди и джентльмены, мистер Кунг Ко Фонг!
Аудитория разразилась аплодисментами. Мастер Синанджу залился гомерическим хохотом. Он продолжал смеяться даже тогда, когда аплодисменты стихли. Несколько раздраженных лиц повернулось к нему.
— Над чем смеешься, папочка? — шепотом поинтересовался Римо.
— Да ведь она такая забавная. Разве до тебя не дошла шутка о мужественном вьетнамце? Вьетнамец — и мужественный! Хе-хе! Да кто когда о таком слышал? Хе-хе-хе!
— По-моему, она говорила это на полном серьезе.
— Вздор, Римо! — отрезал Чиун, поправляя складки кимоно. — Она никогда не говорит серьезно. Ее работа состоит в том, чтобы нас смешить. Она — Копра, великий клоун. Слушай дальше!