Призванный. Возможно, баллада.
Шрифт:
– Помимо мышей и кормильца еще кого-нибудь там видал?
– Видать не видал и даже не слыхал, но в дальней глубине помещения что-то явно жило. Изррредка вррроде как смотрррело из темноты, хотя никаких глаз и не светилось. Мыши стрррашно боялись, до столбняка.
– А ты?
Попугай демонстрирует профиль.
– Не стану врррать, что выпусти меня, полетел бы в ту сторррону на ррразборррки. Скорррее в пррротивоположную.
– Узнать ощущение при случае сможешь?
Попугай приподнимается на цыпочки и вертит головой,
– Ни ррраньше, ни позже все оперрренье дыбом у меня ни ррразу само по себе не вставало. На целый час.
Знатное, должно быть, зрелище. Такое не спутаешь и не скроешь.
– Ну а после того, как гаркнуло, чего твой специалист по полям?
– Поначалу было за ррремонт бытовой техники взялся, да какой в том смысл, если электррричества, все ррравно, нету? Огоррродничеством занялся, да кррроме каррртошки почему-то ничего не ррросло. Но затем дела в горрру двинулись, когда выяснилось, что перррегонный аппарррат его констрррукции выдает самогон сверррхубойной крррепости. С пррродуктами в доме стало попррроще, можно сказать, не перрреводились, пррравда, и сивушный дух никогда не выветррривался. В общем, дым коррромыслом и нескончаемый кррруговорррот окрррестного отррребья.
– А куда он потом делся?
– На кладбище перрребрррался. Хотя вррроде еще не померрр, пррроснуться пррросто не мог.
– Сам что ли перебрался?
– Пррриятели снесли. Такие же дегенеррраты, как и он. Орррал я им пррро летаррргию, да они и слова такого отррродясь не слыхали. Рррешили, что ррругаюсь по-научному. Хозяин-то мой у них за ученого слыл. Прррофессоррром кликали.
– А тебя почему ж никто не взял?
– Клюнул я одного дебила. Остальные за компанию обиделись.
– Зачем клюнул-то?
– Да он своим вонючим пальцем полез чесать меня. Словно я ему пес блохастый.
– Ну а потом?
– Забрррали аппарррат и ушли. Дверрри и ставни на окнах закрррыли. Хорррошо еще, клетку заперрреть забыли. Так и жил себе, не знаю сколько. Счет годам потерррял. Все съедобное быстррро кончилось, со вррременем выучился питаться тарррраканами да пауками, чтоб им пусто! Где-то черррез полвека стены темницы рррухнули, но лучше не стало, потому как вообще погррребло! Еще лет пять подавал из-под завалов напрррасные пррризывы на помощь, пока одним утррром в обррразовавшуюся щель не пррросунулась чья-то спасительная рррука. Кусать ее, конечно же, не следовало, но я к тому моменту пррросто-напррросто озверррел! Ты уж прррости меня.
Попугай театрально склоняет голову.
– Ладно, забыли, – соглашается Брайан.
– И в знак сверрршившегося пррримирррения дозволь мне остаться с тобой. Сам понимаешь, в наших суррровых кррраях попугаю положено иметь хозяина. Да и существо я компанейское, можно сказать, свой в доску. Опять же, пррри надобности, дорррогу могу ррразведать.
Хохлатый слегка поворачивает шею и косит круглым глазом.
– Похоже, никуда
– Так хоррронился, клюв без дела не ррразевал. А то ведь отловят и снова в клетку. А затем бррросят в ррразваливающемся баррраке! Корррмись потом опять мокрррицами, мерррзость какая!
– А гнездо свое ты где устроил?
– На складе, в отдушине.
– В нее ж братуха пустые банки выбрасывает.
– Ну да, уворррачиваться пррриходилось. Зато всегда в курррсе оказывался!
– Прав был твой бывший хозяин, шпион ты по натуре.
– Осталось лишь выяснить, на кого ррработаю! Схватить за грррудки и трррясти, пока не пррризнаюсь!
– Ну, с работодателями тут действительно напряженно, беру неуместное слово обратно и приношу извинения. Заодно напомни свое имя.
– Нету у меня имени, – отворачивается попугай.
– Но профессор же твой как-то тебя звал.
– Да сам он дурррак был!
– Понятно. Тогда придумай новое.
– Есть у меня на пррримете одно… – загадочно тянет попугай. – Я к себе так и обррращаюсь в последний месяц…
– Назови.
– Не могу.
– Секретное, что ли? Сакральное?
– Вррроде того. В смысле, стесняюсь.
– Как насмелишься, поведай, а пока я тебя буду звать хохлатый.
– Хохлатый? – переспрашивает попугай. – Хохол, хохлатка. Курррей так зовут, а не благоррроднейших птиц!
– Значит, картавый.
– Почему это каррртавый? – опешивает попугай.
– Потому что картавишь.
– С чего ты взял?
– Слышу.
– Ерррунда какая, я грррассирррую!
– Прикажешь величать тебя грассером? Через е с двумя точками?
– Да, в общем, тоже … на позеррра похоже.
– Возвращаемся к тому, с чего и начинали, не нравится – придумай сам. Какое-нибудь другое, которое не постесняешься обнародовать. Мирское, для повседневной, так сказать, носки.
– Попррробую… – скучным голосом произносит попугай, затем снова оживляется: – Ну а тебя-то, хозяин, можно мне хотя бы изррредка называть настоящим именем? Очень уж оно пррриятно для пррроизнесения: Брррайан!
– Погоди, а откуда оно тебе известно? По имени ко мне здесь никто не обращался.
– Откуда, откуда. Я столько живу, что успел перррезабыть, откуда чего знаю!
– И сколько же тебе лет?
– Со счета давно сбился.
– А родился когда?
– Ррродился?
– Появился на свет.
– Все ррравно непонятно. Я всегда был, сколько помню.
– Ох, непрост ты, пернатый, – качает головою Брайан. – Сильно непрост. Чую, и отвязаться от тебя не получится, пустые хлопоты. Так что пошли. Или полетели.
– Хозяин, а можно я немножко на плече у тебя посижу? А то объелся вррроде. Тут у поворррота лещинновая ррроща и орррехов прррорррва!