Призванный
Шрифт:
Она улыбнулась.
— Если то, что ко мне вернулось зрение — это побочный эффект твоей ошибки, то я всецело за.
— Я рад, что ты снова видишь, но я должен разобраться, как так вышло. — Эрик указал на ее красную Метку. — И это тоже, — он сделал рукой круг в воздухе, — вся эта чушь с горошком…
— Чушь с горошком исходит от тебя, но там есть и другие цвета. Например, когда ты извинился, я увидела…
— Нет! — Он поднял руку, останавливая Шайлин. — Не хочу знать, что ты там еще увидела!
— Прости, — тихо прошептала она, опустив глаза и ковыряя носком туфли коричневую зимнюю траву. —
Эрик снова вздохнул.
— Не извиняйся, в том, что ты странная нет ничего плохого. Уверен, что Никс не зря наделила тебя этим даром и красной Меткой.
— Никс?
— Никс — это наша Богиня. Богиня Ночи. Она замечательная, и иногда наделяет недолеток необычными способностями — дарами.
Говоря об этом, Эрик чувствовал себя ослом. Он, должно быть, самый дерьмовый Ищейка за всю историю Дома Ночи. Превратил слепую девушку в красную недолетку, которая видит людей насквозь, и теперь рассказывает ей о Богине.
— Идем!
Эрику было все равно, одобрит ли Харон его поступок — он больше не следовал чертовым предписаниям. Он мог бы с тем же успехом сделать все правильно и провалиться.
— Покажешь, где ты жила. Соберешь сумку и все такое. Тебе надо пойти со мной.
— Ага. В Дом Ночи Талсы, да?
— Вообще-то, нет. Сначала я отведу тебя к Верховной жрице красных недолеток. Может, она сумеет разобраться, что я сделал не так!
— А она не попробует исправить положение, ослепив меня?
— Шайлин, хоть мне и дико не нравится в этом признаваться, не думаю, что исправлять нужно тебя. Дело во мне!
Глава 7
— Зои, ты меня слышишь?
Я поняла, что пока с маниакальным рвением вычесывала Персефону, в стойло вошла Ленобия и заговорила со мной. Ну, я имею в виду, что поняла, что она что-то говорит. Вслух. Обращаясь ко мне. Но смысла ее слов я не уловила. Я вздохнула и повернулась лицом к преподавательнице верховой езды, прислонившись к теплому крепкому боку лошадки и попытавшись зарядиться ее привычными энергией и спокойствием.
— Простите, нет. Не обратила внимания, задумалась. Что вы сказали?
— Я спрашивала, что тебе известно об этом юноше, Ауроксе.
— Ничего, за исключением того, что я готова ручаться — он не просто юноша, — ответила я.
— Да, по кампусу уже распространился слух, что он оборотень.
Мои глаза округлились:
— Серьезно? Они существуют? Такие, как Сэм, и его сумасшедшая деклассированная мамаша и братец?
— Какой Сэм?
— Из «Настоящей крови», — объяснила я. — Они оборотни, могут превращаться во что угодно, что хоть раз в жизни видели. Ну, я так думаю. Но ни разу не видела, что они превращаются в неодушевленные предметы. Блин, мне нужно прочитать все книги серии, чтобы понять, как оно там на самом деле. Короче, оборотни на самом деле существуют?
— Понятно. Я не смотрю телевизор. Как-то не вошло в привычку. Придется тоже прочитать книги про «Настоящую кровь».
— Серия вообще-то называется «Сьюки Стакхауз», ее пишет прикольная человеческая писательница Шарлин Харрис. — Я заметила, каким взглядом сверлит меня Ленобия, и
— Вернуться к твоему изначальному вопросу. Существует много разных созданий — как в нашем мире, так и в Потустороннем.
Я с трудом сглотнула.
— Знаю. Особенно в Потустороннем.
— Говорят, в легендах и мифологии многих культур существуют сказания об оборотнях, и единственным разумным объяснением этому является то, что хотя бы некоторые из этих историй основаны на реальных событиях.
— Даже не могу понять, хорошо это или плохо.
— Думаю, лучшее, на что нам стоит надеяться — что они такие же, как мы, хорошие или плохие, в зависимости от каждой конкретной персоны. Из чего вытекает следующий вопрос. Параллельно со слухами об Ауроксе и его способности по крайней мере изображать превращение, по кампусу также курсирует сплетня о том, что ты довольно резко отреагировала на его появление. Это так?
Я почувствовала, как мои щеки запылали.
— Как ни прискорбно, да. Я выставила себя идиоткой в глазах всей школы. Опять.
— Зачем? Тебе лучше других известно, насколько опасна Неферет, и как она может использовать людей в своих интересах. Зачем тебе понадобилось вступать с ней в публичный спор?
— Потому что я идиотка, — вздохнув, с тоской ответила я.
— Нет. — Ленобия тепло мне улыбнулась. — Ты совсем не идиотка, и именно поэтому я захотела обсудить это с тобой наедине. Думаю, тебе не стоит рассказывать всем о том, что ты чувствуешь к Ауроксу. Даже самым близким друзьям. Держи свои впечатления при себе. Ходи с бесстрастным лицом, как игрок в покер.
— Покер? Простите, я умею играть только в «Монополию».
— Я к тому, что ты должна скрывать свою реакцию на происходящее и свои мысли и чувства по этому поводу от всех, кто следит за тобой.
— Почему? — Я была вся во внимании. Не в правилах Ленобии (как и любого вменяемого взрослого вампира) было просить недолетку хранить секреты.
Она посмотрела мне в глаза, и я в который раз удивилась их необычному серому цвету. Казалось, что в них стоят грозовые тучи.
— Я рано узнала, что зло любит бахвалиться, даже когда для него самого лучше оставаться в тени. Я на личном опыте узнала, что настоящую борьбу Тьма ведет не против Света, любви, истины и верности. Главная угроза для зла исходит из его собственной гордыни, высокомерия и жадности. Я ни разу в жизни не видела хулигана, который не кичится бы собой, и вора, который бы не хвастался. Поэтому они и попадаются. Тьма могла бы свершить намного больше своих разрушительных дел, если бы была, скажем так, сдержаннее.
— Но в самой природе Тьмы заложено злорадство и бахвальство, а значит, она любит, когда кто-то привлекает внимание к ее действиям, — произнесла я, наконец понимая, к чему клонит Ленобия. — А, следовательно, когда тот, кто борется на стороне Света, ведет себя тихо и не высовывается, выжидая подходящего момента для действия, Тьма делает обманный бросок.
— И оказывается застигнутой врасплох силой, исходящей от честности, спокойствия и решимости, — добавила Ленобия.
Я сделала глубокий вдох, оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что у стойла Персефоны никто не подслушивает, и тихо сказала: