Призыв Духа
Шрифт:
Я не вижу возможности убедить человека воспринять мирные нравы, если он не верит в Бога. Если Бога не существует, та я сам себе бог. Возрастающая волна убийств, которую мы наблюдаем почти везде, объясняется не чем иным, как самобоготворением, возведением в боги индивидуального или коллективного «я», которое осуществляют наши современники. Очевидно, что можно отпугнуть людей от преступности угрозой наказания. Для индивидов это, может быть, верно, но как быть, если наказания нет, как в случае этнических или конфессиональных войн, единственное логическое оправдание которых состоит в том, что их участники верят, будто «наш» бог желает ущемить «их» бога, то есть понимание Бога, принятое той или иной группой и выражаемое ею в своих
Плюралистическим обществом мы называем именно такое общество, которое признает различия, считает, что есть много понятий о едином Боге, поскольку Он может проявляться по–разному в одной и той же среде, когда она состоит из множества малых сообществ. Модное ныне понятие «воспитание в духе мира» не лишено двусмысленности, ибо может внушить мысль о согласии с предательством в некоторых регионах мира. Но идея остается плодотворной, она исходит из убеждения, что каждая страна должна иметь возможность сотрудничать с другими, что каждая этническая или религиозная группа, живущая в многоконфессиональной стране, имеет право на заблуждение и что отказ от заблуждения — это либо дар Божий, либо результат диалога. Это значит, что я могу указать тебе на заблуждение и что ты имеешь такое же право по отношению ко мне. Это единственный способ не превратить заблуждение в трагедию и быть в состоянии обсуждать его, признавая друг за другом право на жизнь. Из этого следует, что сосуществование не может быть основано на прагматизме. Единственная основа для совместной жизни — Бог.
Бог умер в нас, и мы сами стали богом. Поэтому мы считаем, что все позволено. Вернется ли истинный Бог? Я верю, что Евангелие, провозглашая: «Слава в вышних Богу, и на земле мир», — хотело сказать, что прославление Бога — условие, при котором мы сможем войти в царство мира. Слово «мир» — одно из имен Бога в христианстве или исламе. Когда же будет нам дано возлюбить в Боге мир?
Глава 6. АНТОЛОГИЯ РАЗДУМЬЯ НА ЗАРЕ
Надежда на освобождение человека
Веруя в то, что и миссия, и литургия — проявление того же Духа в Церкви, в какой мере мы можем считать освобождение человека в гражданском обществе делом Божиим? Чтобы это понятие стало предметом нашего религиозного размышления, оно должно соответствовать свободе детей Божиих, а развертывание его во времени должно касаться вечности. Нужно также, чтобы историческая жизнь Православия признала его как свое, иначе наши раздумья на эту тему будут пустыми.
Очевидно, что понятие об освобождении остается тесно связанным не только с социологическим опытом каждой из Церквей — но также и, может быть, еще более особенным образом в каждой Церкви — с их экклезиологией. Мы зависимы, хотя и в различной степени, от силы притяжения национальной истории, которая влечет либо к покорности, либо к нетерпению и мятежу. Должны мы считаться также с существующим представлением о Церкви как о слишком пустынном или, напротив, удушающе тесном пространстве. Возникает искушение попытаться создать пространство, более широкое и более способствующее освобождению, чем историческая Церковь. Если некая Церковь понимает себя как Corpus Christianum, притом что данное христианское общество отнюдь не отождествляет себя с Телом Христовым, нас будет соблазнять тварный мир, который станет рассматриваться как место спасения, поскольку в нем есть справедливость и творчество. Однако евангельская простота была и остается способной вызвать общественное действие широкого размаха. И евангельский Иисус всегда пребудет самой жизнью всякого движения за освобождение в христианской среде.
Обрисовать понятие об освобождении поможет один текст Николая Бердяева: «Человеческое существование имеет смысл лишь тогда, когда человек, личность перестает
21
Nicolas Berdiaev, Cinq meditations sur I'existence, Aubier, p. 184.
Обращение по–прежнему приходит свыше, а внутренняя свобода, которую Отцы называют apatheia (бесстрастие) остается плодом Святого Духа. В этом смысле прав был Юрген Мольтман, когда писал: «Эсхил сказал, что в рабстве человек теряет половину своей добродетели, но не сказал, что человек обретает эту половину, когда свободен. Другими словами, если эксплуатация, гнет и отчуждение часто происходят от дурных условий жизни, то от лучших условий не обязательно происходит освобождение человека». Современный мир приучил нас к мысли, что несправедливость не есть какой–то неотменимый закон физики, а работу по освобождению человека должно предпринимать с надеждой на богочеловеческую синергию, действующую в людском сообществе. И все же главной и определяющей остается позиция молитвы и свидетельства, приносимого вместе с Отцами. В конечном счете, творец свободы — только Дух Господень.
Единство человеческого рода–конечная цель культуры и политики
Все, что проявилось в тайне домостроительства Сына, а также Святого Духа в Церкви, раскрывает внутритроическуюжизнь. Еще до начала мира Отец в тайне кенозиса видит перед Собой Сына. Отец уступает Сыну, ставит на свое место иное Лицо. То же самое делает Он по отношению к Духу. В этом отречении — перихорезис любви. Именно в это несказанное единство входит Церковь и каждый ее член. И это межличностное общение в Боге — источник богочеловеческого общения, в котором мы участвуем, совершая Евхаристию, и которое представляем миру как образец его единства.
Единство рода человеческого для нас не состоит в какой–то формально–юридической перегруппировке наций. Это не было бы так, даже если бы неисчислимый ряд революций и перестроек мог постоянно вести к более или менее длительному равновесию. Мы стремимся к истинному, межличностному единству, при котором общество не раздроблено на индивидуумов, погруженных порознь в свое ужасное одиночество. Это истинное единство — конечная цель политики и культуры, и осуществится оно в паруссии.
«Во Христе все оживут», — говорит нам о воскресении апостол Павел (IKop. 15, 22). И в Посланиях Иоанна, и в посланиях Павла, и у Отцов Церкви очевидно, что воскресение плоти связано не с бессмертием души, как мыслили его греки, а с восстановлением личности, которое и есть плод торжества Господня над смертью. Но если собственное наше воскресение посеяно в нас крещением и непрестанно поддерживается Евхаристией, то почему воскресение распространяется и на неверующих?
Мы не можем ответить на этот вопрос, возвращаясь к небиблейской идее бессмертия души, ища для этого воскресения естественного основания. Если личное воскресение дается человеку в конце времен, то он должен получить его залог, даже если пребывает вне Церкви. Силою воскресения человек имеет внутреннюю связь со Христом. Эта связь Христа с человечеством целиком основана на том факте, что Слово в воплощении приняло не только облик физического индивида, но и всеобщность человеческой природы. Иначе говоря, воскресение касается именно этой всеобщности.