Призыв ведьмы. Часть четвертая

Роар был в ярости. Всё это время с момента, когда понял, что Рэтар не даст Хэле снять заговор на это проклятое воздержание. Митар терпел, но в конечном итоге нервы сдали, он вышел из себя.

— Почему я должен терпеть? Почему мне нельзя быть с любимой женщиной? Потому что Хэле вздумалось проучить всех мужиков в городе за, как ей одной только кажется, плохое обращение со своими женщинами? — рычал он, сидя в кровати и сходя уже кажется с ума от того, что невозможно спокойно отдаваться близости с Миленой. — Я никогда не обижал намеренно ни одну женщину. Свою, чужую! Никогда

не считал, что дочки это плохо, никогда не забывал, что меня родила женщина. И всегда уважал тех, которые меня воспитывали. Почему я должен расплачиваться за других? На каком основании? Чему это всё меня должно научить?

И он хотел прибить Хэлу, несмотря на то, что любил её, ценил, но как же изводила злость на неё.

И Рэтару хотелось высказать всё, что Роар о нём думал — тан боялся, что если менять всё и делать как было, то Хэле станет плохо от такого сильного колдовства. Так пусть снимает заговор только с них, пусть на Шерга, например, оставляет, а Роар не при чём.

А ещё он был уверен, что уж с Рэтара она заговор сняла, да и вообще скорее всего не подействовало на него — он же феран, она не могла просто, без оснований на него наговаривать.

И Роар убеждался в этом каждый день, потому что Рэтар не менялся, он был таким, как всегда. Так спокойно терпел? Митар не верил. И вот та картинка, которая стояла перед глазами — Рэтар обнимает Хэлу, босую, растрёпанную, в рубахе цвета ранры, соблазнительную. И да, тан до умопомрачения любил эту женщину, и хотел так же сильно, хотя женщины никогда не были для него важны, но только не эта.

Но не выдержав, сорвавшись, начав рычать, Роар получил по носу, как глупый сирг, потому что Рэтар такого не простил бы никому, и надо было быть благодарным, что после такого выпада, остался цел, и даже не оказался запертым под башнями.

А потом рассказ Миты так отчаянно расстроил, но между тем и отрезвил.

Роар любил её, сильно. Она была той, кто всегда его успокаивал. Сколько раз мальчишкой он рыдал в неё, когда было обидно или больно. Мита утешала его, была добра и участлива, всегда на его стороне.

И никогда он и подумать не мог насколько ей самой плохо. Это осознание, что он сам того не зная, спас её от смерти, поразило до глубины души. Потому что представить как бы он жил без неё было невозможно. А уж то, что ради него она терпит издевательства и этот, пустой для него, но реальный для неё, страх быть выставленной на волю, если попросит развести её с этим тщедушным мужиком, являвшимся её супругом… и ведь Хэла только сейчас наговорила вот это благостное для женщины воздержание, а до того она заговором спасла Миту от побоев.

И Роар не замечал как его кормилица мучается, не замечал насколько ей тяжело живётся.

— Роар? — рука Милены легла ему на плечо. — Ты чего не спишь?

Митар обернулся на обеспокоенную ведьму.

— Думаю, — проговорил он.

— О чём?

— Ты меня избегаешь последнее время, — ответил митар, и хотя она мотнула головой, попыталась улыбнуться, сказать, что он ошибается, но он был прав. — Нет, избегаешь. Почему?

Глаза Милены наполнились слезами. Кажется он никогда к этому не привыкнет.

— Рэтар сказал, точнее, он попытался мне сказать, что я, — Роар нахмурился, не знал как сказать. — Что близость это больше, чем… а я… не важно.

Не было смысла говорить. Тан был прав,

словно только животное осталось внутри, с низменными потребностями, словно вот этого тепла рядом не достаточно.

Может дело было в том, что Роар не привык спать с кем-то в одной кровати. Даже с Язой он толком и не был вместе. Когда был с ней, у них всегда была близость, потому что виделись редко, потому что служба, потому что война. А вот так, как сейчас, когда тихо спокойно, когда можно просто вдыхать запах кого-то дорогого, чувствовать — ведь Роар счастлив, что она просто рядом.

Он лёг, потянул за собой Милену.

— Спи, маленькая, — прошептал митар ей в макушку.

Она какое-то время лежала тихо, потом заёрзала и тихо спросила:

— А хочешь, — прошептала девушка, видно было, что страшно смущаясь, — ну… я могу же…

— Что? — не понял Роар.

Её рука осторожно погладила его грудь, потом продвинулась дальше, добралась до моментально оторвавшегося ласке мужского естества… ох, рваши, вот это зря!

— Светок, — прохрипел он.

Она глянула на него и его снесло, как у него с ней всегда бывало — не мог спокойно смотреть в это красивое и смущённое лицо, от взгляда становилось тяжело дышать. Было так странно тогда, когда она была пьяна и переступив через своё смущение стала смелой и сделала то, о чём он и мечтать не мог.

И сейчас побоялся спугнуть, дал ей возможность пойти до конца.

— Почему ты, — нахмурившись, спросил Роар, улыбаясь тому, как она в стеснении спрятала лицо, уткнувшись ему в грудь.

— Ты был так зол, и я просто… — проговорила Милена, запнувшись.

“И вот ты дурень!” — осознание было ярким и отвратительно болезненным. Теперь он понял, чему это всё, сотворённое Хэлой, должно было его научить.

Митар рыкнул, злясь на самого себя, потом перевернул её на спину, не давая договорить, подмял под себя и в долгу не остался, несмотря на все смущённые “не надо”. Но как же он сходил с ума от её тихих и робких стонов.

И только всё стало хорошо, только внутри унялось, как весть о приезде великого эла выбила твердыню из под ног.

Отдавая приказы о перераспределении стражи на основных башнях, Роар пытался держать себя в руках, но тревога скручивала, не давала вздохнуть.

Никто из них об этом не сказал, никто не озвучил тягостные мысли, но все искренне хотели верить, что это всего лишь полный самодурства визит, которые не займёт больше нескольких дней.

И как же хорошо, что обозы по ледяному тракту идут исправно и быстро, а потому можно рассчитывать на то, что до того как весь этот вечно голодный и жаждущий развлечений двор великого эла доберётся до них, они смогут дать им то, что они хотят.

Когда Роар вернулся к себе и нашёл в комнате задремавшую в кресле Милену, скрутило так сильно, что вздохнуть не мог. Её захотелось не просто переместить в дом серых, как приказал феран, её захотелось спрятать где-то далеко, чтобы никто не добрался. За неё было страшно.

Роар присел перед ней и вгляделся в любимое лицо. Она будет недалеко, но не рядом. Он горько усмехнулся — столько дней он был вне себя, изводя её своим желанием и гневом, вместо того, чтобы наслаждаться каждым мгновением наедине. Она всё это время действительно была такой далёкой, такой напряжённой, а всё его вина. А теперь вообще нельзя будет даже видеть её. Невыносимо.