Призыв ведьмы
Шрифт:
Поцеловав его в лоб, она на непослушных ногах вышла из комнаты. Она не видела уже почти ничего из реального, но всё из скрытого. Слишком много отдала… слишком сильно тени въелись в неё.
Она видела Элгора прижимающего к себе рыдающую Милену — да он влюблён в неё по уши… боги, неужели поэтому так себя ведёт? Ревнует? Бесится из-за Роара? А вообще знает? Ох, не дурак, понял уже наверное, что у них что-то есть, да и чего ей так вот рыдать? Или из-за своего страха брата потерять ничего не соображает?
Навстречу из комнаты, где был портал, вылетел Зеур. Всклокоченный
Шерга был на лестнице, она с таким трудом сдержалась от того, чтобы не погасить его огонь… она может гасить внутренний огонь?
Но вот знаешь, что можешь затушить горящую свечу или спичку? Знаешь… можешь… но проверить ведь нельзя.
Мужчина отшатнулся от неё, как от прокажённой.
Выбравшись с трудом на воздух и втянув его всей грудью, облегчения найти не получилось. Хэла добралась до каменной скамьи, одной из тех на которых совсем недавно лежал Тёрк и устало на неё опустилась. Хараги ощетинились и побоялись к ней подходить, забившись в самый дальний угол своего своеобразного загона.
— И ты, Брут? — прошептала ведьма и слёзы уже бесконтрольно полились из её глаз.
Она почти впала в истерику. Ей хотелось пойти на реку и окунуться в неё и вода бы всё забрала, тени, что были внутри… и жизнь.
— Хэла, ведьмочка, ты что? — руки Тёрка выдернули её из рыданий. — Зеур же сказал, что ты его спасла, ты чего рыдаешь, милая моя, Хэла?
Она обняла его и уткнувшись в грудь завыла ещё сильнее.
— Ну-ну, девочка моя, поплачь, хорошая, поплачь, — Тёрк обнимал её одной рукой, а второй гладил по голове. — Что мне сделать, чтобы помочь? Ты только скажи, я всё сделаю, Хэла… для тебя всё, родная моя! Деточка.
С наступившей ночью тени стали ещё более яростными. Внутри у чёрной ведьмы всё рвалось, боль и стыд за то, что сделала, съедали изнутри. И не важно, что спасла, не важно… можно было подождать мага, можно было не делать этой мерзости.
— Тёрк, родной, прошу тебя, пообещай мне, что если тьма меня заберёт, ты передашь Рэтару, что мне очень жаль, обещаешь, пожалуйста, я тебя очень прошу, — она шептала так быстро, как только получалось, иначе она не сможет больше ничего сказать.
— Боги, Хэла, не надо так, — мотнул он головой, сильнее прижимая её к себе. — Всё будет хорошо, ты же справишься, ты же у нас сильная, что тебе тени, правда, Хэла? Не пугай меня так…
— Пообещай, Тёрк! — упрямо проговорила она.
— Обещаю, обещаю, моя хорошая, я передам, но не случится этого, правда, ты устала очень, на тебе лица нет, как в прошлый раз. Иди поспи, родная… хочешь отнесу тебя, если идти не можешь? Хэла… прошу тебя, Хэла… пойдём?
— Я сама, — мотнула она головой. — Не надо… не надо, Тёрк.
Она с силой втянула в себя воздух успокаиваясь. Разум стал словно ледяным. Она встала и мужчина не стал её держать, он лишь кивнул ей вслед, и она почувствовала его тоску… по ней? Неужели? Нет… нет…
В коридоре женщина наткнулась на Элгора.
— Хэла, — он был странным, внутри словно
— Отпусти меня, достопочтенный бронар, — она сама чувствовала, как начала леденеть изнутри.
— В смысле?
— Мне нужно куда-то отсюда уйти, очень нужно… иначе я всё тут испорчу, понимаешь? Слишком много внутри тьмы сейчас… прошу тебя, дай мне уйти.
Бронар нахмурился.
— Зеур сказал, что ты можешь захотеть уйти… иди, — кивнул юноша. — Я не смогу отблагодарить тебя. Я буду должен тебе, ведьма.
— Не надо, я не возьму с тебя этот долг, я ценю твоего брата и спасла его, потому что хотела, чтобы он жил.
Элгор повёл головой неуверенно, но согласно. Прошёл дальше, а Хэла с трудом, никем не замеченная с случившейся суете, поднялась наверх, зашла в комнату с порталом и войдя в него просто закрыла глаза, подумав о том, что ей нужно туда куда её зовут тени.
Портал дёрнулся, Хэла исчезла и пришедший привратник в недоумении уставился в пустоту — порталы не работают без участия проводника или трифа, ключа портала, что были только у Горанов.
Глава 23
В детстве, когда мама и папа ругались, Милена всегда чувствовала себя виноватой, так словно они ругались из-за неё или на неё, а не между собой на совершенно не касающиеся Милену темы. И дело до их склок было только ей — ни Колька, ни Маринка вообще не обращали на это внимания.
Часто, после ссор, мама могла просто собраться и уйти в неизвестном направлении и не возвращаться несколько дней. И такое поведение было привычным и обыденным, Милена даже считала, что в других семьях так же. Но потом узнала, что нет. В других мамы так себя не ведут… Что до папы — он просто ждал.
Он делал всё, что мог, для троих своих детей, и ждал, когда его жена вернётся обратно.
Колька всегда злился на маму за эти её вспышки, а папу порой даже открыто презирал за малодушие. Марина всегда была на стороне мамы, она и, став более менее взрослой, настолько ярко переняла мамину манеру поведения, что Колька, когда ушёл из дома, прямо так и сказал: “ладно с одной стервой жить, но с двумя — ни за что!” Папа тогда сильно ругал Николая, но уже после того, как брат, с силой закрыв дверь, вышел вон.
Вернулся в дом старший брат Милены только, когда папа умер, и то чтобы забрать папин проигрыватель для виниловых пластинок, и сами пластинки, чтобы “стервозины не разбили или не выкинули на помойку, как все папины вещи”.
Что до самой Милы, то она обожала папу и просто хотела, чтобы он был счастлив. Поэтому, когда мама уходила, очень хотела, чтобы она вернулась, несмотря на то, что мама Милену терпеть не могла.
Когда папы не стало, а Милена стала виновницей его смерти, всё в жизни девушки как-то привязалось именно к этому событию. Словно не было ничего до и не было ничего после. Просто беспросветная тоска по папиному голосу, по его улыбке, по его доброте и участию, потому что больше никому кажется Мила не была нужна в этом мире. Точнее том мире.