Про любовь (цикл рассказов)
Шрифт:
И всё же император был так наивен...
Позже, наступило время сдержанности. Люди назвали это моралью, аскетизмом. А по-моему, больше напоминало лицемерие.
Снова запылали костры. Но теперь уже под звон церковных колоколов.
Мужчины не стали желать меня меньше. Вовсе нет, но они казались... злее? Они стремились выведать мои секреты, получить из этого выгоду. Словно меня им было мало!
Впрочем, и я менялась. Теперь мне стала доставляла удовольствие игра. Тонкая, полная условностей игра с мужчиной, который меня не хочет. Хотя нет, конечно же, хочет,
Помню, был один, очень упорный, или как он говорил, верный во Христе, священник. Кем он только не называл меня! И дочерью сатаны, и порожденьем Ада, и матерью Геенны! И так страстно, так чувственно это у него получалось!
Зато потом, своей рукой подписав мне смертный приговор, он бросился в огонь, чтобы "умереть вместе со мной".
Никогда больше эта игра не дарила мне такого удовольствия.
Жаль, что он действительно умер. Сгорел на костре, в последнее мгновение осознав, насколько был прав, принимая меня за сверхъестественное существо.
А потом пришло Возрождение.
Собственно, не так уж много изменилось. Не вернулось время почитания красоты и силы, как я надеялась. Костры на площадях не погасли. Только изящество и культ женщины снова вошли в моду. И отлично, потому что священники мне наскучили.
Те самые грубые, жестокие рыцари вдруг превратились в галантных и опрятных господ. Да, вовсе не все они сияли так же ярко, как во времена моей молодости. Однако именно тогда появился человек, в чьём огне я сожгла свои крылья. А он подарил мне новые.
На берегу моря, ночью, среди цыганского табора я впервые увидела его.
Молодой мужчина в одежде аристократа, подошёл к нашему костру и остановился поодаль. Девочка, сидевшая по левую руку от меня, играла на скрипке. Неумело, звуки получались корявые и какие-то... приземлённые. Но сама игра ей, видимо, очень нравились. Хотела бы я хоть раз испытать что-нибудь такое, что вызвало бы на моём лице такую же отстраненную, довольную и к тому же глупую улыбку.
Мужчина какое-то время просто стоял, наблюдая. Потом подошёл ближе, взял прислонённую к корзине с вещами, "свободную" скрипку. Нежно, и в тоже время напористо провёл несколько раз смычком по струнам, приноравливаясь. И заиграл...
Казалось, он позабыл обо всё на свете. Для него не существовало ничего, кроме скрипки - его женщины, с которой он вёл безмолвный разговор. А музыка... стала лишь отражением, фоном, передававшим их общие чувства.
Я никогда не видела и не слышала ничего более красивого.
Следующей ночью я пришла в его дом.
Конечно же, он не мог мне отказать. Никто не мог. Но в его в руках я познала то, что не дали, не могли дать мне тысячи других раньше. С ним я чувствовала себя скрипкой. Хрупким инструментом, к которому прикасались
Так было тысячи раз до него и не особенно меня беспокоило. Просто когда один сосуд истощался, я прикладывалась к другому. Но это вино мне хотелось пить вечно.
Люди всегда всё усложняют. Но и мы - не исключение. Я вышла замуж за любимого, строго наказав ему... не смотреть на моё отражение в зеркале. Для меня причина была ясна, как день, но он, естественно, ничего не понял.
Просто, стараясь пить вино медленнее, я чувствовала весь аромат, весь букет в его полноте. И в то же время испытывала жажду. Так не могло продолжаться вечно.
Однажды, подойдя к зеркалу, я, вместо привычного отражения, увидела свой настоящий облик: тощее, лысое, крылатое создание с россыпью рожек на голове.
Сначала мне хотелось разбить все зеркала в доме. Конечно, я не стала так поступать - появились бы ненужные вопросы, а у меня не было желания что-либо менять.
Зеркала остались. Но теперь я стала бояться. Впервые за долгие годы я испугалась потерять красоту.
"Пить" других мужчин я не могла. Мы верны тем, с кем находимся в данный момент. А мой ненасытный возлюбленный требовал всё больше и больше. О, ему нравилось играть на мне. Наша общая музыка стала для него воздухом, без неё он не мог жить.
А время текло быстро, как вода в горной реке.
Мой возлюбленный менялся. Но одно оставалось прежним, и оно держало меня рядом с ним. Его свет, его игра, его музыка - были чистым огнём, сжигавшим меня без остатка. Только гореть ему оставалось недолго.
Конечно, он старел быстрее других. Когда его ровесники разъезжали по балам и флиртовали с дамами, мой возлюбленный лежал в постели, не в силах пошевелиться. Да, он осунулся, похудел, но в его глазах сверкал всё тот же дикий, первозданный огонь.
А музыка становилась всё тише и тише...
И однажды утром... он не проснулся.
Я заранее знала, видела подобное не раз. Но всё же... Накануне, ночью, лёжа в кровати рядом с ним, я почувствовала, что его огонёк трепещет, как пламя свечи на ветру. Вот-вот угаснет...
Всё-таки жизнь среди людей делает глупыми даже таких существ, как я. Иначе зачем мне было наклоняться и целовать его в губы, делясь жизненной силой?
Помню, как изумлённо распахнулись его глаза. Я наслаждалась их светом... В последний раз...
На какое-то мгновение он увидел мой настоящий облик, моё отражение, уже несколько лет преследовавшее меня в зеркале.
Он уже не мог говорить, но... Отвращение в его взгляде не заметил бы только слепой.
А потом... он ушёл.
Та ночь, в цыганском таборе, наполненная дымом костров и шёпотом волн ушла в небытие вместе с ним.
Только музыка по-прежнему живёт во мне. Наша музыка. И ещё, прижимаясь к тёплому, гладкому очередному "огоньку", я вижу во сне тот последний взгляд, полный отвращения и...любви. Последний взгляд, последний подарок моего единственного супруга.