Про Петровича
Шрифт:
— Ну, — поднял стопку Петрович, — мы с тобой не алкоголики, я понимаю так. Мы — за ради беседы. Ну, и психотерапевтически, если что. Будем!
Мужик молча выпил, занюхал рукавом, промокнул заслезившиеся глаза и начал:
— Петрович, я книгу пишу…
— Это хорошо, — кивнул Петрович, отламывая хрустящую горбушку.
— Но книга никак не получается.
— Это плохо.
— Но я с детства мечтаю книгу написать.
— И это хорошо.
— А выходит у меня все хуже и хуже…
— Ты рассказывай, рассказывай.
— Я
— Так это же хорошо! — Петрович положил на горбушку кусок сала, макнул очищенное яйцо в горку соли, положил рядом, осмотрел натюрморт и сам разлил водку по рюмкам. — Фантастика — это хорошо. Она, понимаешь, призывает и где-то показывает. Она, типа, предсказывает и в натуре предостерегает. Она иногда веселит и почти всегда зовет.
— Не выходит, — выдохнул писатель. — Никак не выходит…
Выпили. Помолчали. Петрович кашлянул:
— А что не так-то? Что у тебя там не выходит?
— Понимаете, Петрович, я как будто конструирую целый новый мир. Я беру то, что вокруг нас, добавляю в сюжет остроты и специй и разных детективов и случаев, а потом смотрю, что получится. Вот, например, прилетают инопланетяне и предлагают мне стать президентом. И я соглашаюсь, потому что понимаю, что нельзя не согласиться. Надо же как-то спасать страну.
— Ну?
— А вместо спасения развал получается… Я уж и так придумывал, и этак… И армию укреплял, и милицию чистил, и олигархов всех посадил, и итоги приватизации отменил — а все только хуже и хуже выходит. Страшно и противно.
— А ты другое что-нибудь…
— Было другое, начинал. Там наши же, только из будущего, ко мне приходили и предлагали новые технологии, много денег на развитие, чтобы там у них все было хорошо от этого. Только опять у меня не вышло. Опять все к войне приходит. И даже весь мир против нас поднимается. И опять противно и страшно.
Чокнулись, выпили, закусили.
— Кхм… А может про космос лучше? Про полеты, про открытия разные? Ну, там как у классиков: «Юная марсианка закрыла глаза и потянулась ко мне полуоткрытыми устами. Я страстно и длинно обнял ее». А?
— Не мое это, — засмущался писатель.
— Ишь, зарделся-то… Что, было? — и Петрович довольно засмеялся, загоготал.
— Правда, не мое это. Путешествия, приключения, космос, наука эта… Я о своей стране писать хочу. Так, чтобы как вы сказали, Петрович, чтобы звало и призывало, чтобы перспектива и вообще.
— Погоди, — выставил перед собой широкую ладонь Петрович. — Погоди. Текст у тебя хороший выходит?
— Друзьям нравится.
— Текста этого много? На роман — тянет?
— Да там сериал целый!
— Я правильно понимаю, что просто концепция не та? Что тебе надо, чтобы все развивалось, а оно агонизирует, что тебе мир нужен, а начинается война… Но при этом — все у тебя интересно и увлекательно?
— Да, — печально кивнул
— Тпру-у-у! Так все же просто, — улыбнулся тот. — Бери свою книжку, которую ругаешь, и переворачивай. Чтобы тот конец был началом, понял? От плохого к хорошему хочешь? Просто переверни книжку. Вот и будет все хорошо. Даже и переписывать не надо будет ничего.
— Как это — перевернуть?
— Вот там, в конце, у тебя все плохо — сделай это началом. И двигайся к хорошему. Ну? Что тут непонятного? Ты же писатель, старик! Не от сохи!
Мужик задумался, глядя на носки своих сандалет. Лицо постепенно разглаживалось, на нем проступила улыбка, наконец, он рассмеялся счастливым смехом:
— Петрович, дайте, я вас обниму! Ведь получается!
Не обняв и не глядя на налитую рюмку, он вскочил, пританцовывая от нетерпения, пожал протянутую руку и убежал. Только стук подошв еще слышался некоторое время в вечерней тишине парка.
— Эх-ма, — выпил Петрович и посуровел лицом. — Вот они, писатели… Фантасты, видишь… Выдумают же… А ведь это же ко мне прилетали. И из будущего — тоже ко мне приходили. И предлагали, да. Но я не взялся. Ну, какой из меня президент, в самом деле? А эти… Сразу за должность хвататься. Культу-у-ура… Интеллигенция. Ну, пусть.
И он махнул и вторую стопку, занюхивая ароматной горбушкой.
Петрович и Китай
— Вот, Петрович, я себе какой ноут купил, — похвастался Клим. — В кредит…
— Китайский?
— Ты что, сони!
— А сони твои разве не в Китае делают?
Петрович был сегодня хмур. Достали его эти, которые с кредитами. Машины все покупают, компьютеры. Один даже квартиру купил в их доме в кредит. И жена стала тоже приставать, ну, то есть намекать: давай, мол, кредит возьмем! А отдавать как? Вон, уже и по заграницам поехали в кредит…
— Нет, ты глянь, глянь, где твою соню сделали!
Там и искать особо не надо было: на боку коробки чернело крупно «Made in China».
— Вот и вся твоя соня. Все — из Китая.
— А мне друзья говорили — из Японии привезли…, - расстроился Клим.
— И Япония твоя — в Китае, — мрачно ответил Петрович.
— Ой, — сказал Клим, чуть не подавившись. — Как это?
— А так. Всё — в Китае. Дурят вас. А все — в Китае.
Лето заканчивалось. Утром и вечером было уже совсем темно. И теперь пиво Петрович пил на той лавочке, что под фонарем. Те фонари, что в боковых аллеях, были разбиты еще в тот год, когда «Спартак» в последний раз стал чемпионом страны. А этот на виду. Тут даже лампочки иногда вкручивают. Приезжают на специальной машине с подъемником, и вкручивают новую лампочку. А потом Петрович садится пить пиво в светлый круг под фонарем.