Проблема личности в философии классического анархизма
Шрифт:
Во-вторых, важным идейным источником «Политической справедливости» являются сочинения английских социалистических и эгалитарных авторов, подвергнувших критике частную собственность, прежде всего, Т.Спенса, Р.Уоллеса и В.Огилви.
Третьим важным идейным источником годвиновской философии являются произведения французских просветителей, в первую очередь, П.Гольбаха и К.А.Гельвеция и, в меньшей мере, Ж.Ж.Руссо, с которым Годвин неоднократно полемизирует в своей книге. От этих французских авторов мыслитель в значительной мере почерпнул детерминистскую и механистическую картину мироздания.
В-четвертых, нужно указать на этические учения таких английских мыслителей-моралистов, как Ф.Хатчисон, Б.Мандевиль и А.Шефтсбери, под влиянием которых во многом сформировался этический фундаментализм, характерный для Годвина.
В-пятых, существенное влияние на основоположника анархизма оказали английские христианские платоники, – здесь, прежде всего, следует отметить культ Разума, сократовско-платоновскую традицию интеллектуализации духовной жизни и отождествления добродетели, знания и пользы, убежденность в том, что
Наконец, в-шестых, говоря об общей идейной атмосфере, в контексте которой протекали духовные и теоретические искания Вильяма Годвина, нельзя забыть и о нетрадиционных, нонконформистских, диссентерских религиозных движениях в Англии XVIII-го столетия. Не случайно Годвин, сын священника и сам первоначально бывший диссентерским священником, относился впоследствии к своей общественной деятельности как к продолжению религиозного служения людям; он учился в религиозном колледже нонконформистского толка и, возможно, дух свободы, опиравшийся на религиозное свободомыслие и терпимость (а также на неприятие государственного вмешательства в духовную жизнь людей), развился в нем именно тогда. В этой связи исследователи указывают и на контакты Годвина с сектой сандеманитов, проповедовавшей (с некоторыми оговорками) общность имущества, и на то, что децентрализованная федерация небольших общин в обществе «Политической справедливости» строится аналогично церковно-приходскому принципу, и на то, что общий настрой и логика аргументации Годвина во многом созвучны евангельским и другим религиозным текстам.
В общем, хотя влияние религии в самом широком смысле этого слова на учение Годвина (на воодушевлявшее его, поистине религиозное чувство, на стиль и логику мышления, дух проповедничества, проповедь равенства и свободы и некоторые конкретные идеи) – бесспорно, однако, в целом этот вопрос сложен и нуждался бы в отдельном подробном рассмотрении.
Завершая перечисление основных авторов и сочинений, повлиявших на мировоззрение Годвина, отметим, что с течением лет мыслитель неуклонно эволюционировал от абсолютного просветительского рационализма, детерминизма и механицизма к более сложной системе взглядов включающей определенные иррационалистические и индетерминистские элементы, и эта эволюция проходила под сильным влиянием идей Д.Беркли и Д.Юма. [6]
[6]
Об идейных источниках, повлиявших на формирование и эволюцию взглядов Годвина, см.: (31; 139-141, 145); (382; 241); (72; 11-18); (130; 91); (137; 79-88); (326; 14-35, 44-48) и, особенно, – (310; 81-184, 392-395, 402-405, 416).
Подводя итоги в беглом обзоре духовной среды, в которой, как синтез и последовательное завершение ряда тенденций, возникла «Политическая справедливость» Годвина, отметим, что непосредственным поводом и толчком, подтолкнувшим Годвина к написанию его труда, были события Великой Французской Революции и связанная с ними бурная полемика в английской общественно-политической литературе (сочинения Т.Пейна, Дж.Макинтоша и, в первую очередь, выход знаменитого памфлета Э.Берка «Размышления о революции во Франции»).
Говоря о личности Вильяма Годвина, уместно привести три характерных высказывания о нем. Первое принадлежит дочери мыслителя, Мэри Шелли [7] : «Может показаться удивительным, чтобы кто-либо мог искренне верить в то, что при абсолютной свободе не может существовать ни одного порока. Мой отец верил этому. Эта вера была крепчайшей основой его общественного идеала, заключительным словом того прекрасного царства справедливости, которым он хотел связать воедино всю человеческую семью» (цит. по 326; 177).
[7]
Эта замечательная девушка Мэри Шелли, дочь основоположника анархизма – Годвина, и одной из основательниц феминизма – Мэри Уолстонкрафт, подруга и возлюбленная великого поэта Шелли, была, кроме того, основательницей жанра новоевропейского научно-фантастического романа, автором знаменитого «Франкенштейна».
Два других высказывания принадлежат самому Годвину. «В течение нескольких лет ни дома, ни за границей я не делал ничего, чтобы не вызвало у меня вопроса, не могу ли я использовать это лучшим образом в интересах общего блага, и я надеюсь, что эта особенность моего характера, или хотя бы кое-что от нее, сохранится до могилы … Мое самое искреннее желание – постигнуть правду и только ее одну» (цит.по 326; 76-77). И, наконец: «Моя вера может быть выражена кратко: в принципе я республиканец, но на практике я виг» (цит.по 310; 426). И в самом деле, – Вильям Годвин – безгранично верящий в человека мыслитель, беспощадно критикующий самые основы существующего общества, был на протяжении жизни одним человеком в теории и, увы, совсем другим – на практике. Это не следует рассматривать как проявление лицемерия или двуличия, но лишь как следствие недостаточной силы воли и стойкости: если в теоретических построениях Годвину хватало мужества идти в выводах до конца, то в жизни он чем дальше, тем больше, шел на уступки и компромиссы с общественным мнением. За коротким звездным часом Годвина – 90-ми годами XVIII-го столетия, – на которые приходятся написание его главного труда и наиболее талантливых романов, счастливый союз с замечательной женщиной, классиком феминизма – Мэри Уолстонкрафт, широкая известность и активное
После этих необходимых вступительных замечаний о Годвине и его труде, непосредственно перейдем к рассмотрению того места, которое отведено личности в учении Годвина.
Глубочайшим противоречием, лежащим в основании годвиновского мировоззрения (противоречием, которого сам он не видел исключительно в силу своей светлой, наивной и оптимистической веры в Прогресс, Разум и Человека), является противоречие между либертарным духом, пронизывающим все произведение Годвина и абсолютно доверяющим свободной личности, отрицающим всякую регламентацию и надличностные авторитеты, с одной стороны, и, с другой стороны, непоколебимым убеждением мыслителя в наличии неких абсолютных, универсальных ценностей и категорий – объективных, общезначимых, неизменных и познаваемых [8] – которым все личности обязаны (разумеется, свободно и добровольно!) служить. Это глубочайшее и фундаментальнейшее противоречие, незамеченное Годвиным в силу особенностей его личности – светлой, человеколюбивой, гармоничной и невосприимчивой к трагизму и драматизму человеческого существования, придает взглядам Годвина на личность ту двойственность, которая будет характерна для всей анархической традиции в социалистической мысли. С одной стороны – выдающийся гуманизм, блестящая критика всего, что подавляет свободу человека: авторитета, власти, собственности, семьи, права; с другой стороны, – отсутствие философской глубины, признание новых универсальных надчеловеческих и внечеловеческих фетишей, бессознательное игнорирование большей части философской проблематики, связанной с личностью и, в итоге, во многом пустая декларативность.
[8]
«При всем различии существующих мнений истина вечна и всегда едина. Следовательно, существует только один истинный общественный порядок, естественный для человечества и пригодный для общества всегда, независимо от условий места и времени. Разум, свободный от невежества и ошибок, неизбежно должен прийти к его признанию» – так резюмирует В.П.Волгин мировоззренческие предпосылки годвиновского учения. (72; 21)
Прежде всего, попытаемся понять, что такое «личность» для Годвина? Куда чаще, чем понятие «личность», на страницах «Политической справедливости» встречается понятие «человек» – и этот человек есть универсальный (и потому безличный) «человек вообще». Этот человек вообще характеризуется по преимуществу одним главным свойством – наличием разума. Как справедливо отмечает В.П.Волгин: «К деятельности разума сводится у Годвина вся психическая жизнь людей. В сущности, для Годвина человек – только мыслящий механизм» (72; 19). Следуя сократовско-платоновской традиции, Годвин абсолютно отождествляет «разум» и «нравственность», «знание» и «добродетель». Человек, знающий «истину», по Годвину, не может не следовать ей. Человек разумен – и только разумен.
Разум понимается как свойство человека формулировать суждения и реагировать на воздействия внешней среды. [9] Разум трактуется плоско, механистически, «свобода воли», как нечто иррациональное, исключается. [10] Годвин не раз подчеркивает, что именно разумом человек отличается от животных.
Вообще, для английского мыслителя характерно чрезвычайное пренебрежение ко всему вне– и не-разумному, как низменному и достойному презрения. Так, например, понятие «счастье» – одно из центральных в его философии – Годвин определяет как «явление чисто интеллектуальное, не доставляемое чувственными радостями или иллюзорными удовольствиями» (94; 103). Годвин признает, разумеется, «что мы прежде всего нуждаемся в определенных условиях для физического существования и в убежище», но убежден, что «после этого наше истинное благополучие заключается в развитии интеллектуальных способностей, в познании истины и в применении своих добрых качеств» (94; 107).
[9]
«Человеческий дух есть механизм: соединение сил, деятельность которых совершается, согласно закону причинности и не допускает никаких случайностей в последовательности явлений» (цит.по 31; 143).
[10]
По справедливому замечанию Е.М.Макаровой: «В неразрывной связи со взглядом мыслителя на Вселенную было его положение о том, что человек и природа подчинены строгим законам необходимости. Свобода воли казалась ему «слепым и капризным принципом», который мог нарушить его проникнутое оптимизмом представление о всемогуществе истины и разума и способности человека к совершенствованию. В «Политической справедливости» Годвину не удалось в плане этики разрешить проблему соотношения детерминизма и свободы воли» (310; 403).