Проблема наблюдателя
Шрифт:
Антон молча сел рядом.
– Курицу хочешь?
– равнодушно спросила женщина.
– Ну, предположим, поезд через десять минут остановится, - сказал Антон.
– Кто откроет двери?
– Это неважно. Кому надо, те и откроют.
Антон посмотрел на свои руки. Способ проверить, спишь ты или нет. Во сне сделать это очень трудно или невозможно. Осознание ускользает, тонет в образах и картинах.
– Не спишь, не спишь, - уверила женщина.
– Этого не может быть, - тихо проговорил Антон.
– Мир предсказуем
Антон прислушался - показалось, что дернулись сцепки, принимая на себя импульс торможения.
– Зависит от наблюдателя. Мы преломляем окружающий мир через собственное сознание, через свое понимание, как через калейдоскоп. Как определить на картинке перед нами, где настоящее, а где - мозаика наших мыслей-стекляшек?
Антон привстал - поезд и впрямь тормозил. За окном по-прежнему чернела ночь.
– Так что, увиденное будет зависеть от того, чем твои мысли заняты в настоящем. От твоего опыта и твоего ожидания. От прошлого и желаний.
Поезд останавливался.
Антон посмотрел на свою куртку, висящую в углу купе.
– Сумку не забудь. И вот это.
Парень подхватил сунутый ему в ладонь увесистый горячий металлический кругляшек и сунул его в карман куртки.
– Я туда и назад, - предупредил он.
– Учтите. Выходить не буду.
Женщина согласно кивнула.
Антон вышел в тамбур когда поезд почти остановился.
Помедлив секунду, он сжал дверную ручку правой двери, опустил вниз и медленно потянул на себя. Дверь поддалась, отворяясь и впуская холодный ночной воздух.
По коридору никто не ходил. Двери проводницы оставались закрытыми. Следовательно, отворить выходную не мог никто. Разве что из соседнего вагона. Если предположить, конечно, что кто-то нарочно приходил оттуда побаловаться с замком.
Поезд дернулся и встал окончательно. Антон высунул голову наружу. Темень. Кромешная темень без звезд. Свет из окон поезда освещал только куски щебенки и откос. Кроме этих желтых прямоугольничков влево и вправо - ни единого сполоха, ни единого светлячка.
Тридцать четыре секунды, подумал Антон. Успеет!
Он спрыгнул в ночь, на щебень.
Еще раз внимательно посмотрел по сторонам. Заглянул под поезд, чтобы увидеть что-либо на той стороне. И не увидел в темноте.
Где-то близко лязгнул, поднимаясь, люк над ступеньками. Как если бы еще кто-то, доверчивый и безрассудный оставлял теплоту и уют купе ради ночной сырости и безлюдного леса. Или, наоборот, взбирался, чтобы вкусить радостей РЖД, горячего чая, мягких полок и беззаботного сна под убаюкивающую вагонную тряску.
Антон посмотрел на циферблат часов. "Полет-Авиатор" подсвеченными стрелками
Открытая дверь купе звала к себе. За спиной был лес, лес, куда ни глянь, неизвестно, на сколько километров вокруг. Без признаков дорог и огоньков цивилизации.
Антон напрягся. Поезд перед ним плавно сдвинулся с места.
Это глупо, подумал Антон. Это невозможно глупо.
Поезд плавно набирал ход, уходя влево. Чернела открытая дверь купе. Впрочем, метров через тридцать ее, кажется, кто-то захлопнул.
Антон присел, чтобы под вагоном увидеть ту сторону. Но там по-прежнему находился только черный лес.
Вагоны все быстрее и быстрее мчались перед ним. Показался последний, приблизился, насмешливо светя яркими окнами, проскользнул мимо и обдал Антона ветром безрассудства и безнадежного отчаяния.
А затем Антон увидел станцию.
Двухэтажное желтое здание с голым фасадом над входом и цифрами "1957". Приземистый то ли туалет, то ли склад слева. Длинное строение справа, съеденное наполовину темнотой. Пустой перрон с двумя деревянными скамейками у входа. Яркие круги трех фонарей в овальных массивных плафонах.
Свет от них ложился на рельсы и освещал узкую полосу асфальта, на которой стоял Антон.
Все очень ясно и понятно, подумалось Антону. Свет состоит из фотонов. Которые ведут себя то как волна, то как частица. Два разных состояния. Просто сейчас я провел эксперимент и увидел не волну, а частицу. Много частиц. И все они соединились в старое здание вокзала, давно не видевшего ремонта.
Умопостроение не годилось никуда, и только отвлекало.
Очевидно было, что здание стояло здесь с тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года.
Более ничего очевидного не находилось.
И ладно, сказал себе Антон, это ведь не повод кричать во весь голос, немедля требовать Академию Наук в полном составе, бегать взад и вперед и пробовать все предметы на палец и зуб. Кто его знает, как все эти строения и эти желтые круги света отнесутся к подобному визитеру - вдруг растают, растворятся так же внезапно, как и появились. И вообще, ничего странного не происходит. Прошел поезд, оставил пассажира, которому требуется пересадка, а еще пассажир этот имеет законное право здесь находиться и интересоваться.
Антон перешел рельсы и направился ко входу.
Тяжелая деревянная дверь со скрипом отворилась, пуская в залитый светом пустой зал ожидания.
Тут выстроились возле правой стены такие же деревянные изогнутые скамьи, что и у входа, висели расписание поездов и бодрые железнодорожные плакаты, а на левой стене имелось два полукруглых отверстия, забранные решеткой и прикрытые изнутри фанерками. Над каждым разместилось опять же полукругом слово "Касса".
Еще играла музыка. Полуторжественная. Негромкая. Какая-то тоскливая и мутная музыка - как при отправке "Титаника", если бы оркестр знал все про айсберг.