Проблема Спинозы

Ялом Ирвин

Правда, в другое время Бенто не вспоминал о Франку. Часы его бодрствования были загружены интеллектуальными занятиями, которые приносили ему больше радости, чем все, что он испытывал прежде. Всякий раз, воображая себя согбенным старцем, размышляющим о своем прошлом, он понимал, что наверняка отметит эти дни как лучшие в своей жизни. Это были дни дружбы с ван ден Энденом и остальными студентами, овладевающими латынью и греческим и пробующими на зуб великие темы классического мира: атомистическую модель вселенной Демокрита, платоновскую идею блага, аристотелевский «неподвижный движитель» и свободу от страстей, проповедуемую стоиками.

Его жизнь была прекрасна в своей простоте. Бенто был полностью согласен с утверждением Эпикура о том, что потребности человека невелики и легко удовлетворяемы. Нуждаясь только в крове и

пище, в книгах, бумаге и чернилах, он мог заработать необходимое количество гульденов, шлифуя линзы для очков всего два дня в неделю и обучая ивриту коллегиантов, которые желали читать Писание на их родном языке.

Академия обеспечивала ему не только трудовую практику и крышу над головой, но и общественную жизнь — временами даже больше, чем хотелось Бенто. Ему полагалось ужинать вместе с семьей ван ден Эндена и студентами, столующимися в академии, но вместо этого он часто предпочитал, взяв тарелку с хлебом и твердым голландским сыром и свечу, удалиться в свою комнату и читать. Его отсутствие за столом расстраивало госпожу ван ден Энден, которая считала Бенто живым собеседником и пыталась — впрочем, безуспешно — усилить его общительность, предлагая даже готовить его любимые блюда и избегать некошерной пищи. Бенто уверял ее, что он ни в коей мере не придерживается правил, но просто равнодушен к еде и вполне доволен самой простой пищей — хлебом, сыром и ежедневным стаканом пива, после которого он обыкновенно раскуривал свою глиняную трубку с длинным чубуком.

Вне занятий он избегал общения с соучениками, кроме Дирка, который вскоре должен был отправиться в медицинскую школу, и, разумеется, умницы-разумницы, чудесной Клары Марии. Но обычно после недолгого разговора он ускользал и от них, предпочитая общество двухсот увесистых, припахивающих плесенью томов библиотеки ван ден Эндена.

Не считая живописи, выставленной в лавках торговцев картинами на маленьких улочках, расходящихся в разные стороны от городской ратуши, Бенто не особенно интересовался изящными искусствами: они не были ему близки, и он стойко сопротивлялся попыткам ван ден Эндена развить его эстетические чувства в области музыки, поэзии и прозы. Однако противостоять страстному увлечению учителя театром было попросту невозможно. Классическую драму можно оценить, утверждал ван ден Энден, только если ее декламируют вслух, и Бенто послушно участвовал вместе с остальными студентами в драматических чтениях на занятиях, хотя и был слишком стеснителен, чтобы произносить свои реплики с достаточным воодушевлением. Как правило, дважды в год близкий друг ван ден Эндена, директор Амстердамского муниципального театра, разрешал студентам академии использовать свою сцену для больших постановок, которые разыгрывали перед маленькой аудиторией, состоявшей из родителей и друзей студентов.

Постановкой зимы 1658 года, случившейся более чем через год после изгнания Бенто, был «Евнух» — пьеса Теренция, где Бенто была назначена роль Парменона, развитого не по годам мальчика-раба. Впервые просматривая свою роль, он усмехнулся, дойдя до следующих строк:

Коль мыслишь ты, что сделать можно точным неточное, прибегнув к логике, добьешься ты не большего, чем если путем разумности к безумию стремишься.

Бенто понимал, что ироничное чувство юмора ван ден Эндена, несомненно, проявилось в том, что тот назначил ему именно эту роль. Он настойчиво пенял Бенто за его гипертрофированный рационализм, который не оставлял места для эстетической чувствительности.

Публичная постановка прошла великолепно, студенты играли свои роли с жаром, зрители часто смеялись и долго аплодировали (хотя и мало что понимали из латинских диалогов). Бенто в прекрасном расположении духа вышел из театра под руку с двумя своими друзьями, Кларой Марией (которая играла куртизанку Фаиду) и Дирком (исполнявшим роль юноши Федрии). И вдруг из темноты выскочил охваченный безумием, с дико горящими глазами мужчина, размахивавший длинным мясницким ножом. Вопя по-португальски: «Herege, Herege!» [98] — он кинулся на Бенто и дважды ударил его в живот. Дирк, обхватив нападавшего, повалил его, а Клара Мария

поспешила помочь осевшему на мостовую Бенто, придерживая его голову руками. Дирк, юноша хрупкого сложения, не мог соперничать с нападавшим, который сбросил его с себя и скрылся во тьме, унося с собой нож. Ван ден Энден, который в молодости был врачом, подбежал, чтобы осмотреть Бенто. Увидев две зияющие прорехи в плотном черном плаще, он торопливо расстегнул его и обнаружил, что рубаха, тоже располосованная, запятнана кровью, но порезы задели только кожу.

98

Еретик! (порт.).

В состоянии шока Бенто, поддерживаемый с обеих сторон ван ден Энденом и Дирком, сумел пройти три квартала до дома и медленно поднялся по лестнице в свою комнату. Давясь, он заставил себя проглотить валериановый настой, приготовленный собственноручно хозяином дома. Он вытянулся на постели, Клара Мария присела рядом, держа его за руку, и вскоре он забылся глубоким 12-часовым сном.

На следующий день в доме царила суматоха. Ранним утром объявились представители муниципальных властей, которые собирали сведения о нападавшем. А чуть позже двое слуг доставили записки от возмущенных родителей, поносивших ван ден Эндена за то, что он не только поставил скандальную пьесу о плотских грехах и трансвестизме, но и позволил женщине (своей дочери) сыграть в ней роль — и какую: роль куртизанки! Однако директор академии оставался невозмутим — нет, не просто невозмутим: его забавляли эти письма, и он похохатывал, представляя, как повеселили бы Теренция эти разъяренные родители-кальвинисты. Вскоре его добродушное настроение успокоило семейство, и директор вернулся к прерванным занятиям.

Лежащего наверху в мансарде Бенто снедало беспокойство, и он едва мог терпеть давящую тяжесть в груди. Снова и снова преследовали его видения: безумное лицо нападавшего, крики «Еретик!», сверкающий нож, тяжесть лезвия, прорывающего его плащ, падение на землю под весом убийцы… Чтобы успокоиться, он прибегнул к своему обычному оружию — клинку логики, но сегодня тот никак не мог справиться с охватившим его ужасом.

Бенто не сдавался. Он пытался замедлить дыхание, делая долгие осознанные вдохи, нарочно вызывая в памяти пугающий образ лица нападавшего — заросшего бородой, с широко раскрытыми глазами, с пеной на губах, как у бешеного пса, — и смотрел на него в упор, пока этот образ не рассеивался.

— Успокойся, — бормотал он себе. — Думай только о настоящем моменте. Не трать энергию на то, что не в твоей власти. Прошлое тебе неподвластно. Ты напуган, потому что воображаешь свершившееся событие происходящим сейчас, в настоящем. Ты сам создаешь этот образ. Твой внутренний мир создает чувства к этому образу. Сосредоточивайся только на том, чтобы властвовать над своим внутренним миром.

Однако все эти хорошо отшлифованные формулы, которые он собирал воедино в своей записной книжке, не могли замедлить биения его колотящегося сердца. Он продолжал попытки успокоить себя с помощью рассудка:

— Вспомни, что все в Природе имеет свою причину. Ты, Бенто Спиноза, — незначительная часть этого причинного сплетения. Думай о долгом пути этого убийцы, о длинной цепи событий, которые неизбежно вели к его нападению…

И что это были за события, спрашивал себя Бенто. Наверное, пламенные речи раввинов? Может быть, какое-то несчастье в прошлой или нынешней личной жизни нападавшего? Обо всем этом он размышлял, бродя взад- вперед по комнате.

Раздался тихий стук. Оказавшись в этот момент в шаге от порога, он сразу же протянул руку и распахнул дверь. На пороге стояли Клара Мария и Дирк: их руки соприкасались, пальцы переплелись. Они тут же отдернули руки прочь друг от друга и вошли в комнату.

— Бенто… — залепетала вспыхнувшая Клара Мария. — Ой, ты уже встал и ходишь? Всего час назад мы стучали, а когда ты не открыл, заглянули и увидели, что ты крепко спишь.

— Э-э… да, приятно видеть, что ты снова на ногах! — подхватил Дирк. — Они еще не поймали того безумца, но я хорошо его рассмотрел и опознаю, когда его изловят. Надеюсь, упекут его надолго.

Бенто промолчал.

Дирк указал на живот Бенто.

— Давай-ка я осмотрю твою рану. Ван ден Энден просил меня проверить, как она. — Дирк шагнул вперед и сделал Кларе Марии знак выйти.