Проблемы некосмического масштаба
Шрифт:
Олька-Непруха была совсем малолеткой, а в компанию вписалась исключительно благодаря брату, который везде таскал её с собой. Олька была в свои тринадцать лет крупной, рослой, матюгливой, и, похоже, знала о жизни уже немало. Больше всего на свете Олька любила слово «непруха», повторяя его к месту и не к месту. Так и окрестили.
Олька в компании не тушевалась, веселилась не меньше остальных. И даже, кажется, хотела увести Юрку Малого у Анжелки. И увела бы, наверное, но Олька Юрку не интересовала. И это было обидно.
–
Костя Шар на эти разговоры внимания не обращал, раз и навсегда образумив Ольку:
– Да ты внимательно глянь: он же тебе в пупок дышать будет, дура!
Олька замолчала, но в душе не согласилась. Ведь находит же в нём что-то красавица Анжела! И остальные Юрку боятся…
Матери Ольки и Кости были родные сёстры, жили на одной улице, работали на рынке в соседних палатках и торговали примерно одинаковым китайским барахлом. Обе имели высшее образование и обе с презрением к нему относились, потому что настоящего заработка оно не давало.
Давно уже они перекочевали со своих мест ИТР на рынок, и с тех пор чувствовали себя совсем хорошо; сначала в качестве «челночниц», потом – в роли мелких оптовиков; и вот теперь, наконец, - в лице настоящих владелиц приличных доходных мест. Мужья у обеих тоже приобщились к семейному бизнесу и в паре ездили за товаром, пока их жёны стояли за прилавками.
Время от времени Костя с Олькой, привыкая к общему делу, подменяли матерей. И, надо сказать, выторг у них получался ничуть не хуже, особенно у Ольки. Видно, она имела прирождённый талант, и на базаре Непруха чувствовала себя как рыба в воде.
Брат с сестрой были всюду вместе, несмотря на разницу в три года. И даже вместе мечтали открыть «точку» по приёму металла. Мешал возраст. Но это – временно. Костя уже познакомился с одним человечком, и тот обещал через года два-три посодействовать. А пока Костя суетился по мелочам: помог кое-кому снять и вывезти несколько хороших оградок со старого кладбища. Заработал, кстати, неплохо, поэтому недавно снова ходил в разведку и наметил себе ещё металл с могил. Зачем он покойничкам, верно?
Не брезговал Костя и канализационными люками, разбивая их для верности на куски, чтоб «ментура» не прицепилась. А разбитый люк, - что с Кости взять? Нашёл, и всё. Да, уже был вдребезги.
Впрочем, милиция «металлистов» не трогала. Это было видно из того, что подобные пункты процветали вовсю, и никто ими особо не интересовался.
Олька тоже не была без дела: Костя поручал ей время от времени раздавать на улице «визитки» смазливым девчоночкам. «Визитки» зазывно рассказывали о головокружительных наборах «в танцевальные группы для работы за границей», о заоблачной зарплате и невиданной карьере.
Олька и сама заинтересовалась, спросив Костю, с какого возраста можно будет и ей? Но братец, вытаращив глаза, презрительно покрутил
– Ты что, ду-у-у-ра?!
И Олька наконец кое-что смекнула.
Девушки, которых находила Олька, перезванивали Косте, а он их передавал какому-то Максиму. Потом брат получал «свою долю» и одаривал чем-нибудь Ольку.
* * *
Сон всё не шёл, и Димка, извертевшись с боку на бок, решил: надо чем-то отвлечься, забыться; может, тогда наконец захочется спать.
Он и не предполагал, воображая два часа назад (такой герой и крутой парняга), что какой-то отброс общества не даст ему покоя. Грязный вонючий бомж в рваном свитеришке упорно стоял у него перед глазами. Стоял и смотрел, подонок.
Димка встал, пошатался немного по дому, попил минералки – не помогало. Двинулся к большому шкафу с книгами, протянул было руку за какой-нибудь из них, но наткнулся на Достоевского: тьфу, напасть! Идиотское совпадение.
Да, проходили они эту муть – «Преступление и наказание». Димон, конечно, на уроке шпарил назубок, а в душе изо всех сил презирал хлюпика Раскольникова.
Чертыхнувшись, Димон всё же вынул книгу и раскрыл наугад:
«…Разве я сейчас не жил? Не умерла ещё моя жизнь вместе со старухой! Царство ей небесное и – довольно, матушка, пора на покой!»
Вот это верно. Хорошие слова попались. Димон поставил книгу обратно, поводил ещё по полкам глазами. Библиотека у Решетниковых была богатейшая, шикарные издания с золотыми корешками. Тут имелось всё, чего душа желает. Димон усмехнулся: вспомнил, как училке литературы чуть дурно не сделалось, когда он небрежно начал перечислять, какие книги есть у них дома.
Вот хотя бы Мопассан – полнее этого собрания сочинений знаменитого писателя – вряд ли у кого было, даже из папиного бомонда. Так утверждала мамочка, а в этом она знала толк. Тут она молодец, ничего не скажешь.
И Димка вдруг вспомнил, как им достался этот самый Мопассан. Комедия да и только! – Димон тогда учился классе в шестом, что ли; дело было зимой, он заболел и лежал дома третий день. Они жили ещё не здесь, а в многоквартирном доме, на первом этаже.
В тот день рано утром робко позвонили в дверь, и мама, недовольно бурча («Кого ещё с утра принесло?»), пошла открывать. Но у двери, однако, заболталась, и Димка потихоньку, на цыпочках, прокрался ко входу: интересно, с кем она там так долго?
В прихожей стояла интеллигентного вида худенькая женщина с робкими глазами и, прижав руки к груди, горячо заклинала маму:
– Поймите, я не попрошайка. Купите! Книги хорошие, не пожалеете. Мне всё равно: сколько дадите – столько и спасибо.
– Хорошо, покажите! – властно приказала мама, и женщина, нагнувшись, принялась вытаскивать из большой сумки, сиротливо жавшейся к ногам, толстые тома в добротных переплётах.
– Это Мопассан, Мопассан! – уверяла она, дрожа от стыда.