Пробный камень
Шрифт:
Он взглянул на Шурку, ожидая поддержки, но тот предпочел отмолчаться. Тогда Ромка подлетел к Зое.
— Ты хотела дождаться Бориса! Дождалась?.. Ну и давай — открывай собрание!
— Закрывать пора, — опять проворчал Сеня Сивцев. — Полдня заседаем.
— Наговорились досыта! — сказал Колька. — Как помоями облились!.. Борис нас окатил, а мы его… Непонятно только: за что и почему?
— В старину говорили: бес попутал! — угодливо пошутил Шурка Гай. — А в наше время…
— Бориса, может, и бес, — согласился Колька. — А нас — я знаю
У Ромки язык отнялся от такого непредвиденного поворота. Он вытаращил глаза. А ребята, будто нашли наконец главного и единственного виновника, обрушили на него все накопившееся за день негодование.
— Это он бузу поднял!
— Рубли ему в голову ударили!
— Давно надо было выпроводить его с острова!
Ромка поворачивался то туда, то сюда под злыми выкриками и, когда язык снова заработал у него, закричал громче всех:
— Да пошли вы от меня!.. Откопали козла!.. Нужны вы мне очень! Я уйду, а долю от выигрыша вы мне домой на тарелочке принесете!
Кто-то засвистел.
— Заткнись! — рявкнул Ромка. — Меня не пересвистишь! Я и до суда дойти сумею — там заставят раскошелиться!
Ромка не помнил себя от злости и старался побольней задеть ребят. Он не испугался, когда его слова вызвали бурю возмущения. Вытянув шею, с набрякшими от напряжения венами, он орал что-то в ответ, пока не понял, что никто его не слышит. Погрозив ребятам кулаком, Ромка побежал к палаткам.
— Жми, жми! — неслось за ним. — Сматывай манатки!
— Убирайся поскорее!
— Дуй, пока цел!
Ромка остановился и резко повернул в другую сторону.
Борис все это время стоял с опущенной головой, как подсудимый. Но теперь он выпрямился. Ромка бежал прямо к трактору. Это и заставило Бориса забыть о собственной вине. Отбросив свисавшие на лицо мокрые волосы, он сорвался с места и тоже побежал к трактору.
— Не смей! — услышали ребята, но поняли Бориса только тогда, когда Ромка оказался рядом с «Беларусью».
— Испортить хочет! — догадалась Лида.
И вся толпа мальчишек и девчонок бросилась за Борисом. Он был впереди метров на сорок и первым оказался около Ромки. Но Ромка успел схватить какую-то деталь. Борис вцепился в него.
— Не трогай!.. Отдай!
Ромка рванулся и, оставив в пальцах Бориса кусок рукава, ринулся к реке. Путь к лодкам преграждала толпа бегущих по берегу разъяренных ребят.
— Вредитель! — долетел оттуда голос Шурки Гая. — Объявим его вне закона!
Ромка заметался у самой воды. Сзади настигал его Борис. Слыша за спиной учащенное дыхание, Ромка наклонился на бегу, сгреб горсть сухого песка и швырнул через плечо. Борис отстал — песок попал ему в глаза. А Ромка засунул деталь за пазуху и нырнул в воду.
Долго не появлялся он на поверхности — вынырнул чуть ли не на середине Стрелянки. Посмотрев назад и удостоверившись, что никто за ним не плывет, он крикнул:
— Съели?
Вода охладила его, и, выбравшись на противоположный берег, Ромка уже не испытывал ослепляющей злости. Он
— Вы еще в ножки мне поклонитесь!
Но ни в жесте, ни в голосе не было прежнего злого торжества. Фальшиво хохотнув, Ромка скрылся в прибрежных кустах.
День рождения
Такого вечера еще никогда не было на острове. После сегодняшней ссоры, которая чуть не закончилась дракой, никто не знал, как восстановить прежние отношения.
Каждый переживал мучительную раздвоенность, когда не поймешь: тебя ли обидели, или ты сам обидчик. Расклеились ребята. Что-то ослабло, разладилось в их отношениях. Оттого и замкнулся каждый в себе. Казалось, скажи кто-нибудь, что хватит, наигрались в хозяев, пора и домой, — и все пошли бы к лодкам, чтобы поскорей уехать с острова, на котором стало неуютно и холодно.
Борису было хуже других. Он понимал, что все произошло из-за него. Но и он все-таки чувствовал горечь обиды, особенно на тех, с кем считался больше всех. Зоя хоть и помогла ему промыть засыпанные песком глаза, но потом отошла, ничего не сказав, и старательно избегала всякой встречи с ним. И Олег ни словом, ни взглядом не поддержал Бориса — ковырялся в тракторном моторе, хотя все уже знали, что Ромка утащил штуцер, без которого мотор не заработает, сколько ни ковыряйся в нем. Даже Колька словно забыл о Борисе — сидел около кухни как приклеенный и ни разу не повернул голову в его сторону.
Когда Катя позвала на ужин, ребята недружно, по одному, по двое подходили к столу. Молча рассаживались, молча принимались за еду. Многие вздрогнули, когда Зоя неожиданно сказала:
— Ребятушки! Нам все-таки придется провести собрание!.. Надо честно поговорить, а то развалится наше дело.
— Я — за, — поддержал ее Колька. — Накопилось всякого… Только не сегодня, чтоб не сгоряча… Поспим, остынем, подумаем, а завтра и обсудим, что мы тут натворили.
Наверно, так бы и закончился этот ужин, если бы не Олег.
— Не все можно переносить на завтра! — возразил он. — Собрание можно, а день рождения не перенесешь!.. Конечно, вечер сегодня неподходящий, но что делать, если я такой несчастливый: родился именно сегодня… Прошу вас, подарите мне хоть полчасика!
До этого предложения ребята сидели за столом в какой-то мрачной тягостной нерешительности. Никакой разговор не завязывался, но и расходиться не хотелось. Теперь появился повод остаться всем вместе и хоть на полчасика отвлечься от смутного сознания какой-то всеобщей вины, допущенной и каждым, и всеми вместе. И говорить теперь можно было не о том, что произошло сегодня, а о чем-то отвлеченном.