Пробоина: Гвардеец
Шрифт:
Первое, что дало понять о произошедшем здесь — это запах…
Я еще даже не открывал люк, но мне в нос ударила устойчивая вонь от гари, смешанной с мерзким сладковатым привкусом паленой плоти. Зажав рот и нос ладонью, я приоткрыл верхний люк и осторожно выглянул, осматриваясь.
Побоище… Иначе это было никак не назвать.
Ветер уже изрядно засыпал песком лежащие повсюду тела и военный мусор: гильзы, пустые банки из-под консервов, ящики, элементы снаряжения. Здесь же стояла и сгоревшая
Навечно замершая БМП-30, загнанная на окопанную позицию — мертвыми обгоревшими стволами орудий она уставилась куда-то под самую стену.
Небольшой грузовичок, остановленный у одной из палаток. Из разбитого окна выглядывало обгоревшее тело водителя, который видимо не успел выбраться из машины, поскольку дверь помяло и покорежило очередным взрывом.
Тут же, позади грузовика, лежал перевернутый легковой автомобиль, из-под которого торчали ноги. Опрокинуло технику близким взрывом или же зверюга какой перевернул, теперь уж и не узнать, поскольку корпус был покорежен как когтями тварей, так и множественными пулевыми пробоинами.
И трупы. Много трупов.
Я узнал, что раньше на этом посту находилось по меньшей мере два взвода. Сейчас же…
Остатки личного состава, что обороняли позицию, строились в неровный ряд, и их было всего пять человек. В рваной форме, без опознавательных знаков, с покоцанными винтовками, которые разве что снежок не пожевал. Без головных уборов и с окровавленными повязками.
У одного вместо левой руки была перемотанная культя, у другого замотан грязным обрывком рубахи левый глаз и ухо. Судя по запекшейся крови, повязки уже не меняли минимум пару дней.
— Кто старший остался? — хладнокровно спросил Контуженный.
Я не видел его из-за позиции, на которой остановилась бронемашина, но узнал голос.
— Лейтенант Рохлин, но он тяжело ранен, сам передвигаться не может. Ему взрывом ноги оторвало повыше колен, — хладнокровно ответил щуплый боец, на вид лет двадцать пять.
Судя по голосу, это он отвечал нам в радиоэфире.
— А ты?
— Я — вахмистр Облязов.
— Гвардии сержант Грозный, — представился наш командир, чем ввел в ступор собеседника, — Утренний маг огня.
Он обвел взглядом изнуренные лица защитников. Их глаза смотрели без выражения, ни ненависти, ни надежды… Казалось, ребята еще жили потому, что привыкли жить, и уже явно никого не ждали.
Надежда в их глазах еще точно не проснулась, только крохи удивления.
— Теперь ваше подразделение переходит под мое командование, — гаркнул Контуженный, — Помимо Рохлина еще тяжелораненые есть?
Не сразу, но головы качнулись. Раненые были.
— Так, Облязов на месте. Остальные, приступить к погрузке раненых в бэху! Котяра, давай, прошвырнись со своими — тяните все, что можно.
— Так не влезет, — недовольно ответил Кот, — Бэха к тому же, не резиновая…
— А ты складывай аккуратнее, иначе твой анус станет резиновым, и я в него снаряды к
— Есть, — коротко ответил вахмистр.
Видимо, он понял, что лучше не пытаться понять все глубину широт и широту глубин. Все равно маги всегда по статусу выше, чем простые Подлунные… А вахмистры все априори Подлунные, за редким исключением.
Как на зло, они заговорили тише, так что мне уже не удалось подслушать, что именно случилось.
Зато я увидел… Увидел, как открылись створки грузового отсека бронемашины и внутрь начали затаскивать импровизированные носилки с ранеными. Носилками служили две палки с намотанными на них веревками, и подстилкой из рваных окровавленных кителей.
Раненых было всего трое.
Лейтенант, с культями вместо ног, которые оторвало почти от самых бедер…
Молодой парнишка, с большим количеством обрывков ткани, брезента и полотенец, намотанных на живот…
И, что удивительно, женщина. С пышной светлой косой, изрядно потрепанной и испачканной.
У женщины была вскрыта куртка и виднелась перевязь на груди. Что характерно, у нее на перевязь были наложены бинты — грязные и с давно засохшей кровью, но именно бинты.
Мужчины вновь уступали все лучшее и комфортное, даже в таких мелочах, даже на войне. Хотя, казалось бы, лейтенанту бинты нужнее…
В полумраке грузового отсека я смог рассмотреть изможденные от жажды лица, однако в мыслях у меня была лишь представительница прекрасного пола.
Аккуратно спустившись со своего места, я выудил флягу и, свинтив крышку, преподнес к губам раненой, при этом аккуратно приподнимая ее голову. Бледная, с дрожащими синими губами, она принялась жадно глотать стекающую ей в рот тонкую струйку воды.
— Прости, все что есть, — печально подытожил я, не решившись предлагать ей чай.
Чай, как бы он ни был хорош, измученному организму еще надо очистить. А вода сразу идёт в кровь, начиная впитываться уже на языке.
— С-спасибо, — тихо просипела она и вяло улыбнулась, словно не видя меня и глядя куда-то в потолок машины.
— Отдыхай, помощь уже пришла, — я аккуратно подсунул ей под голову свой вещмешок и как мог устроил ее поудобнее.
Раненая провалилась в бессознательное состояние, а я вернулся на сиденье. К этому моменту уже вернулся Кот с товарищами, и потому грузовые дверцы бэхи вновь открылись.
Внутрь забрался один из местных выживших и принялся аккуратно штабелями укладывать цинки с боеприпасами. Ленты приходилось укладывать прямо на раненых, осторожно распределяя.
Зря Кот думал, что грузового отсека БМП не хватит. Здесь с комфортом смогла разместиться вся пятерка ходячих, поскольку с позиции брать было толком нечего. Патронов у них осталось кот наплакал… Столько, что наш Кот чуть не заплакал.