Пробуждение Дениса Анатольевича
Шрифт:
— Но как же… Денис Анатольевич… Я же… — Алферов диким взглядом проводил обрывки его трехмесячных усилий.
Тук-тук-тук-тук-тук-туууук! — отозвалась на его лепетанье матерая чечеточница. Несмотря на перестук в башке и противное томление в районе диафрагмы я почувствовал к своему протеже нечто вроде жалости. Эх, Ленечка, глупый телемальчик! А ты уж размечтался, что в России работа чиновника — это праздник разгадыванья интеллектуальных кроссвордов? Шиш тебе, милый: это лишь сотая ее часть. А девяносто девять сотых — тараканьи бега вокруг начальничьего стола и постоянная готовность
Фиг сейчас поймешь, отчего президента России вытошнило всеми этими дарами чужеземного сельхоза. Может, в куске сыра или бекона пряталась диверсия, а может, я сблеванул по причине моего сегодняшнего состояния общей хреновости. Разбираться уже не будем. В таких делах включается презумпция виновности.
— Заруби на своем носу, — обратился я к Алферову едва ли не по-отечески. В конце концов, приручил его именно я (пусть и в бессознательном состоянии). — Если твоего президента тошнит, то это либо беременность, либо ему попался некачественный хавчик. Беременность в моем случае мы исключаем. Что в остатке?
— Но ведь…
— Забудь слово «но». Ты не в Европе. Пока меня тянет блевать от всего, что ты принес, я сохраняю вето на ввоз. Теперь, дружок, твоя работа — как подать это публике. Ты же умный, придумай что-нибудь. Вся таблица Менделеева у тебя под рукой. Не нравятся канцерогены или пестициды, пусть будут радионуклиды или соли жирных кислот… Ну, пошел! — Я подтолкнул Алферова к выходу. — Испытательный срок тебе продлеваю еще на месяц, не справишься — уволю, и никакое телевидение, хоть кабельное, тебя не возьмет даже погоду читать… Брысь, кому говорю! И отраву свою забирай!
Я мотнул головой — и бледный Леня улетучился из моего кабинета вместе с портфелем, тарелочками с надкусанной едой и обрывками надежд. На пустом сервировочном столе остались только две забытые бутылки кахетинского и две хрустальные рюмки. Ладно, подумал я, доведем эксперимент до точки. Выбрав уже открытую бутылку, я капнул в рюмку, осторожно опрокинул ее на язык…
Рот мой наполнила терпкая горечь — словно делалось вино не из сладчайшей виноградной лозы, а из коры хинного дерева.
…мать!.. мать!..мать! Полминуты спустя ошалевший от моих воплей дежурно-телефонный Вова уже соединял меня с Тбилиси.
— Гамарджоба, батоно Денис! — услышал я в трубке приторный баритон Гиви Суликошвили. — Какие-то проблемы, дорогой?
— Щас будут! — еле сдерживаясь, посулил я. Мой рот все еще был заполнен горькой вяжущей слюной, и кто-то был должен за нее ответить. — Ты чего гонишь на экспорт вместо кахетинского? Почему такой вкус? Ты что, издеваешься над большим братом?
— Э-э, генацвале, — на другом конце трубки Суликошвили горестно поцокал языком. — Не понимаю: зачем пьешь вино из бутылки? Это же профанация, дорогой. Кахетинское пьют из бочки, остальное моча. Приезжай ко мне, я тебя угощу настоящим вином…
С каждым словом президента виноградной республики меня все сильней захлестывало бешенство. В Спасской башне моей головы чугунная
— Настоящим? — заорал я в трубку. — Значит, у себя вы оставляете настоящее вино, а нам в Россию экспортируете мочу?! Ну ладно, кацо! Я приеду к тебе в Кахетию! На танке!!
Бросив трубку на рычаг, я размахнулся и запустил бутылкой об стену, целясь в ближайший гобелен с еще одним портретом князя-меченосца — таким же, как на потолке в «Горках-9». Князь не был, конечно же, виноват в моих бедах. Сукин сын раздражал меня тем, что я так и не сумел вспомнить его имени.
Бутылка угодила точно в вытканный шлем, не разбилась, однако шум произвела изрядный. Не меньше трех квадратных метров паркета оказалось забрызганы красным. Им бы краску делать, а не вино!
На шум в мой кабинет вбежали сразу три Вовы-богатыря, одинаковых с лица. Первый был в форме и аксельбантах, другой — в штатском и с папкой в руках, третий — в отглаженном белом фартуке и с серебристым ведерком из-под шампанского.
Двигалась троица синхронно: одинаково моргала, дружно трясла светлыми кудрями и хором выпучивала гляделки. Живая иллюстрация к статье «Промышленное клонирование крупного рогатого скота».
— Б-быстро!! — рявкнул я на трех клонов-богатырей. — Мочу убрать! Министра обороны и начальника генштаба — ко мне!
Три одинаковых Вовы нарушили синхронность. Первый, взяв под козырек, скакнул за дверь. Третий выхватил откуда-то из воздуха половую тряпку и бросился на колени — вручную оттирать паркет.
А второй взмахнул папкой у меня перед носом и умоляюще прорыдал:
— Денис Анатольевич! У вас же в рабочем графике нет министра обороны!.. У вас сейчас встреча с президентом Румынии господином Хлебореску! В Овальном зале, через три с половиной минуты…
В России все секрет и ничего не тайна. Я размышляю об этом феномене в комнатке на третьем этаже бывшего Сената. Здесь хранятся пустые емкости для кулеров, старые электрополотеры и мониторы, отработавшие свое, и коробки с бумагой для принтеров. Ничего, что бы потребовало дорогого цифрового замка. Потому замок тут был обычный, плохонький, державшийся еле-еле. Пустяк.
Первые два дня я открывал замочек пилкой для ногтей, а вчера вечером вообще вывинтил и вставил на его место похожий — тот, для которого ключ есть у меня и больше ни у кого. Сегодня это моя суверенная территория, посторонним вход не разрешен.
У комнатки — общая стена с Круглым залом, который, в свою очередь, примыкает к залу Овальному. Стена считается глухой, но это заблуждение: когда-то здесь был проход. Со стороны Круглого зала дверь прикрыта обоями (их переклеивали дважды, последний раз — два года назад). А здесь, с внутренней стороны, она забита и просто замазана краской в несколько слоев. Но когда знаешь и приглядишься, контуры видны.