Пробуждение каменного бога
Шрифт:
Тьма перед глазами постепенно сменялась мутными пятнами, а затем распалась на черные пятна и красные блики. Зрение прояснялось, появилась фокусировка, перспектива, контрастность. Поступающие от зрительных рецепторов данные накладывались на данные вестибулярного аппарата и на данные, полученные от обонятельных и осязательных рецепторов. Мозг жадно впитывал каждую толику получаемой информации и, как мог, складывал воедино эту мозаику. Раскручивался тяжелый маховик мышления, и вскоре сработало «зажигание» – я начал осознанно оперировать поступающими от органов чувств данными.
Оцепенелость организма отпустила меня настолько, что
Сам я сидел на каменном троне с высокой спинкой. Подлокотники трона были выполнены в виде лежащих пятнистых кошек, возможно, леопардов. Трон был установлен на невысокий постамент в центре помещения. Перед ним находился выложенный камнем открытый очаг, а за ним каменный алтарь, покрытый черными пятнами. В боковых стенах, на высоте трех метров, тянулись два ряда узких окошек, а в передней стене имелся большой прямоугольный проем, прикрытый меховой занавеской.
Помещение было построено из толстых брёвен, пол устлан соломой, а стены покрыты шкурами и головами животных. Прямо возле меня валялись каменные осколки и деревянные щепки; некоторые слегка дымились. Сильно пахло озоном, воздух казался неестественно свежим, как после грозы.
Откуда-то сверху упало несколько небольших досок. Подняв голову, я обнаружил над собой в крыше приличное отверстие, с обугленными краями. Похоже, что сюда недавно ударила молния.
Однако любопытства этот факт не вызвал. Скорее я почувствовал разочарование и вновь подступившую апатию. Либо я продолжаю спать, либо я очутился в неизвестном месте, довольно варварски оформленном. Мне не претила ни одна из этих перспектив, – я предпочёл бы проснуться у себя дома и привести свою жизнь в порядок. Я, похоже, вышел на порог четвёртого пути, не предусмотренного былинами…
Сквозь оконные проемы внутрь помещения проникали огненные блики вперемешку с лоскутками тумана или дыма. Со стороны улицы доносились громкие крики – не то боли, не то злости.
Медленно, с трудом преодолевая сопротивление все еще оцепеневшего тела, я поднялся, и направился к дверному проему. Тело затекло, но на то, чтобы размяться, не было времени: хотелось поскорее во всем разобраться. Я торопился жить.
Отдернув занавеску, я вышел на улицу. Моим глазам предстало фантастическое зрелище. Среди причудливо плавающих в воздухе жгутов дыма и тумана, зловеще освещенных светом факелов и пожаров, беспорядочно носились мохнатые фигуры. Они с животной яростью рубили и кололи друг друга разнообразным холодным оружием.
Прямо предо мной, одна высокая фигура с вытянутой мордой лица и высокими рогами, вспорола брюхо другой, менее высокой, но зато остроухой личности, оружием, похожим на серповидный топор на длинном древке. Брызнула кровь и внутренности вывалились наружу. Ушастый закричал, но, несмотря на смертельную рану и торчащие из нее кишки, продолжил бой. Успокоился он только после того, как ему раскроили череп.
Победитель радостно заблеял, фыркнул белесым паром и огляделся.
Его глаза встретились с моими.
Они казались круглыми и горящими своим собственным светом, как у льва. Хотя, конечно же, они не светились. Все дело здесь в пресловутом зеркальном слое, расположенном за радужкой глаза, служащем цели наиболее эффективного улавливания световых волн. Он-то и позволяет
По его физиономии невозможно было определить, что он чувствует, но, сдается мне, его морда вытянулась еще больше. После почти трехсекундного замешательства, он истошно заблеял.
Теперь я видел не только его внешнее сходство с козлом, но и внутреннее: чего орать-то? Мне и так забот хватало…
Усилия козлоголового не пропали даром. Видимо, то, что я принял за блеяние, на самом деле оказалось речью. На зов сбежалось около двух десятков различных особей. Половина из них были похожи на оравшего обладателя козлиной внешности, а оставшиеся – на убиенного им «остроухого». У вторых субъектов было во внешности что-то кошачье, может разрез глаз, уши или хвосты. А может – все вместе.
Два десятка горящих глаз, словно лазерные прицелы снайперских винтовок вперились в меня. Внезапно огоньки глаз поплыли, закружились. Вестибулярный аппарат по непонятной причине дал сбой, и я почувствовал нарастающее головокружение. В сознание проникла кричащая боль и я почувствовал, как все, что было вокруг меня начало исчезать, отступать. Я терял сознание. Водоворот светящихся глаз слился в сплошной горящий круг, обруч. Он подступал ко мне, сжимался, а за ним опять проступила загадочная пустота. Неожиданно два огонька остановились, выбились из общего хоровода. Погасли, вновь зажглись и чуточку приблизились. Я сосредоточился на них и огромным волевым усилием постарался удержать ускользающее сознание. Каким-то чудом мне это удалось – головокружение прошло и сознание прояснилось. Оказалось, что я по-прежнему смотрю в глаза козлоголовому существу, и выражение его глаз не предвещает мне ничего хорошего. В тот же момент я ощутил холодок в районе живота, и только теперь понял, что на мне нет одежды.
Я удивительно остро почувствовал свою наготу, но не из-за отсутствия одежды, а из-за отсутствия оружия. Инстинктивно я дёрнулся к трупу ближайшего кошко-человека, мня подобрать его копье. Рогатый субъект отреагировал мгновенно: бросился ко мне, замахиваясь топором. Происходящее имело характер сновидения. Видя, как козлоногий заносит свой топор, я очень ясно и отчетливо осознал, что увернуться от прямого удара можно только в кинофильме. Причем – иностранном. Если кто-то бьет тебя топором, то, сомнений быть не может: он попадет. Единственный шанс это предотвратить – ударить первым, причем бить желательно не голыми руками.
Это понимание словно вспышка в мозгу – родило чувство бессилия. И – страха перед бессилием. Но если меня бьют, пусть даже во сне, я всегда отвечаю. Поэтому я как мог, постарался ускорить процесс приближения к оружию кошко-человека. Хотя при этом я и понимал, что не успею. Мешало все то же оцепенение организма.
Я подхватил копье с широким клинком как раз в тот момент, когда топор опустился мне на спину. Боль черной молнией рассекла сознание. Вместе с болью пришла волна злости: неужели все закончится так глупо! Резким движением я развернулся и вогнал похожее на тесак лезвие прямо в живот нападающему. Кровь брызнула из перерубленных артерий и вен, окатив меня солоноватыми брызгами. Руки покрылись теплой влагой. В тусклом свете чужая кровь казалась черной.