Пробуждение Оливии
Шрифт:
– Как «так»?
– Не начинай относиться ко мне по-другому. Не надо обращаться со мной так, будто я хрупкая, ведь это не про меня. Все, что ты увидел сегодня, для меня не ново.
– Обычно ты жалуешься на то, как я с тобой строг, – вздыхает он. – Тебе не угодить, верно?
– Во-первых, я не жалуюсь, а во-вторых, мне больше нравится Уилл-ублюдок. Он, по крайней мере, мне давно знаком.
– Если бы он был тебе так хорошо знаком, – отвечает Уилл, и уголки его губ приподнимаются, – то ты бы знала, что не стоит меня называть подобным образом.
Я отхожу в сторону, испытывая желание рассмеяться и в то же время ощущая беспокойство. Я знаю, как на него злиться, но понятия не имею, как
После разминки на стадионе появляется Питер вместе с нашей мужской командой: они побегут первыми. Мне бы очень хотелось, чтобы начали с нас. В тот момент, когда пришел Питер, у меня сразу свело желудок, и его продолжит сжимать и скручивать до тех пор, пока все не закончится.
– Ты бледная, – замечает Эрин, сидя рядом со мной на траве. – Ты же не можешь всерьез волноваться – ты самая быстрая из всех девчонок здесь. Ты единственная, кому вообще нечего переживать.
– Иногда все может пойти наперекосяк. – Мой голос напряжен. По какой-то причине даже этот разговор вызывает у меня дурноту.
– Не могу поверить, что говорю это, – произносит она с легкой улыбкой, – потому что ты определенно не похожа на человека, который хорошо все обдумывает, но – тебе нужно поменьше думать.
В ответ я лишь хмуро смотрю на нее.
– Я серьезно! Очисти свой разум. Давай, повторяй за мной. – Она скрещивает ноги и кладет руки на колени наподобие позы лотоса. – Ом-ммм.
– Пожалуйста, Эрин, заткнись.
– Это очень не по-буддийски, – смеется она.
– Знаешь, что еще не по-буддийски? Сломать кому-нибудь нос, – предупреждаю я. – Так что хватит болтать.
Как правило, Эрин недостаточно серьезно воспринимает мои угрозы, и я сомневаюсь, что напугала ее сейчас, – однако в кои-то веки она замолкает.
Уилл жестом приглашает нас на линию старта, странно взволнованный с учетом того, что от него требуется только стоять и выглядеть красиво. И лишь когда мы выстраиваемся у старта и я ловлю на себе его быстро брошенный взгляд, то понимаю, что он беспокоится за меня. Мне это совершенно не нравится. Я не хочу, чтобы кто-то обо мне волновался или желал мне успехов. Когда я разочаровываю только себя, мне и так плохо.
Раздается стартовый выстрел, и я перестаю о чем-либо думать. Мое тело перехватывает у разума контроль, управляя мной словно самостоятельная сущность. Мои ступни толкаются в землю, пока я чувствую характерное хрипение в груди, предупреждающее о том, что я стартовала слишком быстро, – и мне плевать. Я это игнорирую, потому что хочу. Хочу показать Уиллу, что стoю его усилий… За последние пять недель он (пусть и в своей резкой манере) сделал для меня больше, чем кто-либо другой из всех, кого я знала.
Я замечаю его, стоящего у трибун, наблюдающего за забегом, – и не смотрю больше ни на кого другого. Не смотрю даже на линию финиша. Я ее пересекаю и прихожу первой – и все это время вижу только его.
Глава 19
Уилл
Она
Просто чертовски великолепна.
И, по правде говоря, я не удивлен. Я должен съездить к маме, но после сегодняшнего забега Оливии мне трудно думать о чем-то еще. Я хочу помочь ей с этой проблемой, чтобы у нее получилось реализовать все, на что она способна. Я осознаю, что мой подход наивен: наверняка ее семья потратила уже десяток лет на то, чтобы с этим разобраться, так что нет причин думать, что у меня выйдет лучше; однако я должен хотя бы попытаться.
Я отправляюсь в свой кабинет и снова просматриваю ее личное дело. Разозлится ли она, что я позвонил ее родителям? Несомненно. Есть ли мне до этого дело? Не особо. Ее кошмары должны прекратиться. Я думаю о том, как она бегает по своему району посреди ночи во сне, и у меня внутри все сжимается. Всего лишь вопрос времени, когда она пострадает.
В ее личном деле нигде нет сведений о родителях. Она упоминала, что они путешествуют, но если они все еще несут за нее ответственность [1] , то должны быть здесь где-то указаны. Однако я нахожу лишь имя и номер телефона ее бабушки. Если ее воспитывала бабушка, почему она просто не сказала об этом?.. Чем больше я пытаюсь разгадать тайну Оливии Финнеган, тем более загадочной она оказывается.
1
В некоторых штатах США родители несут ответственность за ребенка, пока ему не исполнится двадцать один год. – Прим. пер.
Я набираю номер бабушки. Бодрый голос на другом конце провода сообщает мне, что я позвонил в дом престарелых «Сансет спрингс». В первую секунду я думаю, что неправильно набрал номер, но все-таки прошу позвать к телефону ее бабушку.
– Я тренер ее внучки, – объясняю я, – и она указана в списке ближайших родственников.
– Извините, – оживленно отвечает моя собеседница, – но у нас есть определенные инструкции, согласно которым мы можем передавать мисс Ане звонки только от членов семьи.
Я крепко сжимаю телефон, изо всех сил пытаясь сдержать свое нетерпение.
– Послушайте, это на самом деле важно. Мне нужно связаться с кем-то из родных Оливии, и у нас указан только этот номер.
– Я все равно сомневаюсь, что от нее было бы много прока. У нее болезнь Альцгеймера, – добавляет женщина, понижая голос до шепота. – Я не должна вам этого говорить, но здесь довольно поздняя стадия. В последнее время она не может никого вспомнить.
То есть на экстренный случай у Оливии указан контакт человека с тяжелой стадией болезни Альцгеймера. Что может означать лишь одно: у нее больше никого нет.
– Как давно она у вас живет?
– Ну, такого рода информацию я тоже не должна разглашать, – говорит моя собеседница, а затем ее голос снова понижается до шепота: – Но прошло уже чуть больше четырех лет.
Я растираю грудь от боли, поселившейся в ней во время этого звонка. На тот момент Оливия еще даже не окончила школу. Так кто же воспитывал ее все эти годы? И где ее родители?..
В тот вечер я рассеян во время ужина у Джессики. Стоит мне решить, что я начал понимать, что же пришлось пережить Оливии, и ситуация оказывается еще хуже.