Пробуждение Оливии
Шрифт:
– Ничего. Я поймал тебя даже прежде, чем ты добежала до двери. – Но его голос все равно звучит приглушенно, сдержанно.
– И это все?
– Это все.
Я по-прежнему ему не верю.
Второй забег во многом похож на первый, только опасения у меня иные. Здесь более сложная трасса, чем была на прошлой неделе, и я уверена, что не подготовилась к ней должным
– Все твои переживания похожи на слова какого-то негодяя, который бежит рядом с тобой и кричит на ухо всякую чушь, чтобы деморализовать. Однако это может повлиять на твой бег лишь в том случае, если ты решишь ему поверить.
Точно не знаю почему, но на этот раз я его слушаю. Может быть, потому, что он оказался прав на прошлом забеге, а может, причина гораздо глубже. Если бы Уилл сказал, что я могу спрыгнуть с небоскреба и выжить, возможно, я бы даже в это поверила…
Стреляет стартовый пистолет – и я позволяю словам Уилла заглушить мои мысли. Я убегаю от этого мерзкого существа, которое твердит мне, что я потерплю неудачу; которое убеждено в том, что беда подстерегает за каждым углом. И когда уже приближается линия финиша, я понимаю, что, обогнав это существо, я сумела обогнать и соперниц.
Питер первым подбегает ко мне и сгребает в охапку.
– Такими темпами вы снова вернете нас в игру, юная леди, – восклицает он.
Уилл, подбежавший следом за ним, просто довольно улыбается без лишних слов, но помимо радости на его лице читается беспокойство, отчего прелесть момента изрядно тускнеет. Что бы ни произошло сегодня ночью… Это что-то серьезное. И теперь он держится от меня на расстоянии.
На обратном пути весь автобус ликует. Эрин зовет меня с собой на обед, и, возможно, я бы даже согласилась, если бы не чувствовала острую необходимость поговорить с Уиллом.
Когда я захожу в его кабинет, он собирает вещи и выглядит удивленным – а также не слишком довольным – моим визитом. Я с трудом сглатываю. «Знать всегда лучше, чем оставаться в неведении», – напоминаю я себе.
– Что случилось сегодня ночью? – требовательно спрашиваю я. – Из-за этого ты ведешь себя очень странно, поэтому, пожалуйста, просто скажи мне. Я к тебе приставала или что-то вроде того?
– Так ты об этом беспокоишься? – смеется он, однако его улыбка быстро исчезает. – Ничего страшного не произошло.
– Тогда просто скажи мне правду.
Он испускает тяжелый вздох и проводит рукой по волосам. При этом его трицепс напрягается, и этого почти достаточно, чтобы я забыла про свой вопрос.
– Ты… плакала.
Мгновение я тупо смотрю на него – а потом начинаю смеяться.
– Я никогда не плачу, – возражаю я. За всю свою жизнь не припомню ни одного случая, чтобы я плакала. Я не умею плакать. Мне не раз этого хотелось, но я просто не могла.
Уилл не смеется. Таким печальным я его никогда не видела.
– Ты плакала так сильно, что я едва мог разобрать твои слова.
Я опускаюсь
– Что я говорила?
Он колеблется с ответом.
– Примерно то же, что и в прошлый раз. Ты снова и снова повторяла: «Я не должна была сбегать». Всякий раз, когда я ловлю тебя, ты в ужасе. Ты убегаешь от кого-то. Но вдобавок ты, похоже, испытываешь за это вину. Я слышал, что твои родители якобы путешествуют последние два месяца, однако единственный контактный телефон, который указан в твоем личном деле, – это номер твоей бабушки… Что-то случилось? Ты что, сбежала из дома?
Сердце начинает колотиться где-то у меня в горле, и мне кажется, будто оно сдавливает меня изнутри, мешая полноценно дышать. Уилл каким-то образом уже узнал обо мне слишком много, словно все мои тайны, вся моя жизнь постепенно вырываются наружу, и я никак не могу это остановить.
Я разрываюсь между желанием сбежать от этого разговора – и стремлением сделать ответный выпад.
Естественно, я выбираю второй вариант.
– Я имею право на гребаные секреты, – рычу я. – Поэтому и говорю всем, что они путешествуют. В любом случае, не знаю, почему люди думают, что постоянно расспрашивать о чьих-то родителях – это нормально. И ниоткуда я, черт побери, не сбегала.
– Тогда где твои родители? – не отстает Уилл. Я сжимаю челюсть, опустив взгляд, не в силах смотреть ему в глаза.
– Они бросили меня, когда мне было шесть, – признаюсь я, – и больше я их не видела.
Я ненавижу их за это и ненавижу себя. Будь я каким-то другим ребенком – будь я такой же милой, как Эрин, – все могло бы быть по-другому.
– Есть братья или сестры?..
Из всего списка вопросов, которые я не хочу обсуждать, мой брат стоит на первом месте.
– Если ты клонишь к тому, о чем я думаю, то как психотерапевт ты ничуть не лучше той козы из медцентра.
Моя резкость не вызвала у него никакой реакции, Уилл даже не моргнул. Но и не оставил эту тему:
– Ты не ответила на вопрос.
– У меня был старший брат. Он убежал из дома, когда ему было восемь.
– Ты имеешь в виду, он убежал и больше не вернулся? Вообще? Его так и не нашли?
Мое сердце теперь бьется очень быстро, слишком быстро. Мне нужно выйти, мне нужен воздух…
– Я должна идти, – отвечаю я, вскакивая на ноги.
– Оливия, подожди. – Он тоже встает. – Прости меня.
– Не стоит, – говорю я сквозь зубы. – Они были дерьмовыми родителями, и они сделали мне одолжение тем, что свалили, так что прибереги это грустное лицо для чего-то существенного.
– Ты не думаешь, что это как-то связано с твоими кошмарами?
Эта мысль заставляет меня чувствовать себя беспомощной, а чувство беспомощности приводит меня в ярость. Я закатываю глаза и поворачиваюсь к выходу.
– Какая разница? – спрашиваю я. – Даже если это из-за них – не похоже, чтобы они собирались вернуться и все исправить.