Пробуждение Оливии
Шрифт:
Мама хорошо меня знает. И ей известно, что я всегда проверяю лошадей, если мне нужно что-то обдумать. Когда-то для этого у меня было скалолазание, но теперь это кажется эгоистичным, словно я потакаю своим желаниям, тогда как на ферме уйма работы.
– Как пробежала Оливия? – интересуется мама.
Я не могу удержаться: на моем лице расцветает широкая улыбка. Мне приходилось противиться этому почти всю обратную дорогу от соревнований до кампуса.
– Она побила рекорд трассы!
– Я очень рада. Она мне правда понравилась.
Это я и сам понял. Оливия вновь пробудила в ней материнское
– На вкус и цвет… – отвечаю я.
– Ну что ты такое говоришь? – Она цокает. – Оливия была очень милой.
По какой-то причине соглашаться с ней в чем-либо насчет Оливии кажется… опасным.
– Она действует мне на нервы. – В ответ на это мама бросает мне настолько свирепый взгляд, какого я давно уже не видел.
– Каким это образом она может действовать тебе на нервы?
– Просто действует, и все.
Вот только… это неправда. Конечно, она по-прежнему ни черта меня не слушает – ни насчет лошадей, ни насчет посуды, ни даже насчет еды. (Хоть сегодня Оливия и не прекращала жаловаться по этому поводу, вчера она съела от силы полпорции.) И все же мне было странно… легко рядом с ней, чего я никак не ожидал. Комфортно. Возможно, именно это так усыпило мою бдительность, что я позволил случиться тому моменту на кухне. Я вспоминаю, как чувствовал ее тело, прижатое к моему, как при этом выглядели ее губы, спелые, словно бы приглашающие, – и я вздрагиваю.
Испытывать к Оливии неприязнь намного, намного безопаснее, чем иные чувства.
Мама склоняет голову набок, изучая меня излишне внимательно.
– Как у вас дела с Джессикой?
Я вздыхаю. Да, Джессика – моя девушка, о существовании которой я то и дело забывал прошлым вечером.
– Нормально. У нас все хорошо.
– Вы уже довольно долго встречаетесь, – замечает она. – Тебе не кажется, что в таком случае должно быть немного лучше, чем «нормально»?
– К чему ты клонишь? – коротко спрашиваю я.
– Просто я думаю, что Джессика относится ко всему этому несколько серьезнее, чем ты, – пожимает плечами мама.
У меня нет никакого желания обсуждать это с кем бы то ни было, особенно с ней.
– Мы встречались совсем не так долго, и мы оба еще совсем молоды. Я уже говорил ей, что еще очень не скоро женюсь.
– Только потому, что ты это сказал, не значит, что она в это поверила, – предупреждает меня мать.
Я направляюсь к конюшне, внезапно осознавая, что в последнее время у меня слишком много вещей, о которых я стараюсь не думать. И все они связаны с женщинами.
Поэтому я с головой погружаюсь в уборку. К тому моменту, как меня покидает беспокойство и я снова начинаю чувствовать себя уверенно, солнце уже садится.
А это значит, что я страшно опаздываю.
Джессика приготовила нам ужин, и он остыл.
Я извиняюсь перед ней, объясняя свое опоздание тем, что мне
– Все в порядке, – отвечает она. – Я его просто разогрею.
Я чувствую себя виноватым и раздражаюсь из-за этого чувства – отчего мне становится еще хуже. Джессика заслуживает кого-то гораздо более внимательного к ней, чем я.
– Тебе необязательно было все это делать… Я думал, мы поужинаем в ресторане.
– Мы не можем все время питаться в ресторанах, – цокает она. – Ты должен чаще принимать мою заботу.
Я чувствую в груди укол беспокойства. В последнее время в стремлении Джессики наводить домашний уют появилось что-то слегка настораживающее. Пару недель назад она даже предложила стирать мои вещи, от чего я отказался. Я миллион раз говорил ей, что не хочу остепеняться. Более того, я даже намекал, что не уверен, захочу ли вообще.
Сейчас у меня впервые возникает тревожное чувство, что моя мама, возможно, была права.
Глава 24
Оливия
Когда в понедельник я прихожу на стадион, то сразу чувствую, как что-то изменилось.
Это первая победа девушек более чем за пять лет, и мы все испытываем воодушевление, обновленную преданность делу. На этой тренировке все выкладываются по полной, задействуют резервы, о существовании которых и не подозревали. Только по окончании занятия, когда мы собираемся вокруг Уилла, это чудесное настроение рассеивается – по крайней мере у меня.
– Финн, если ты снова придешь первой на следующей неделе, мы точно сможем занять как минимум призовое место! – восторженно восклицает Николь.
Это мгновенно вызывает неприятное чувство у меня в животе. Скорее всего, все присутствующие об этом уже думали, но теперь это озвучили вслух, и надежда стала официальной. Им всем нужно, чтобы я пришла первой, и, если я этого не сделаю, они будут разочарованы. Все целиком зависит от меня, а я этого не хочу. Разумеется, Николь права; вероятно, именно поэтому ее слова меня так беспокоят.
– С пятидесятипроцентной вероятностью она просто грохнется в обморок посреди трассы, – фыркает Бетси.
Я тут же срываюсь, мое волнение как всегда сменяется яростью.
– Но если вдруг такое случится, ты ведь подхватишь эстафету, да, Бетси? – едко спрашиваю я. – Ох… Нет, постой: ты же никогда не занимала приличного места, не так ли?
– Хватит, вы, двое, – останавливает нас Уилл. – Оливия, я бы хотел поговорить с тобой минутку. Сейчас же.
Будь Бетси умнее, она бы стерла эту самодовольную улыбку со своего лица, прежде чем я сделаю это за нее.