Пробуждение Посейдона
Шрифт:
– Отвали.
Эта вспышка гнева заставила Грейва моргнуть, но он выглядел скорее озадаченным, чем оскорбленным.
– Простите, мы опять не с той ноги начали? Я хвалил вашу работу, а не критиковал ее.
– Вы точно знали, что делали.
Улыбка Грейва была сама невинность.
– А я должен знать?
– Тыкаете меня носом в правду, по крайней мере, такой, какой вы ее видите. Вы так рады этому, не так ли? Посмотрите на себя. Вы едва можете сдержать свою радость от того, что танторы не вернутся. Они были оскорблением вашему взгляду на вещи, потому что осмелились вытеснить человечество из центра Вселенной. Ну и это тоже к черту. Они были
– Вижу, мы отлично поладим.
– Наконец улыбка исчезла, сменившись выражением тихой печали и смирения.
– Я знаю, что вы не согласны с позицией Маслина, и не виню вас за это. Но большинство из нас просто пытаются увидеть обе стороны.
– Он провел пальцами по волосам, откидывая их со своего блестящего лба.
– Насколько хорошо вы знаете всех остальных?
– Что это за вопрос такого рода?
– Не такой уж неразумный.
– Его глаза покраснели от пота.
– Это всего лишь человеческая природа - делить всех на группы и когорты, но так бывает не всегда. Делегация "Второго шанса" была собрана в последнюю минуту, с большим количеством разногласий и компромиссов. Вы видите нас, двенадцать человек, и думаете, что мы все совершенно одинаковы, но я чувствую, что знаю вас почти так же хорошо, как некоторых своих коллег.
– С другой стороны, мы иногда чувствуем себя ущемленными и верим, что вы, остальные, мыслите в ногу со временем. Я бы поспорил, что это тоже неправда. Мы просто люди, все мы. Слава богу, что у вас есть дядя, говорю я. Мпоси очень хороший человек - он нам всем нравится.
– Я очень рада за вас.
– Тогда вот вам и все. Я пытаюсь предложить оливковую ветвь - я подумал, что вы хорошо отреагируете на небольшую интеллектуальную беседу. Хотите, я открою вам секрет? У Васин нет ни малейшего шанса передумать, и Маслин это знает. Он изложил свою точку зрения, и теперь он согласится с любым ее решением.
– Хорошо, - медленно произнесла Гома, как будто ей приходилось обдумывать каждое слово.
– Мы с вами никогда не будем друзьями. Ваши люди испортили жизнь моей матери, и вы приложили немало усилий, чтобы испортить мою. Коллективно, я имею в виду, с вашей глупой, репрессивной, отсталой, антинаучной идеологией. Но я действительно должна делить с вами этот корабль.
– Если бы мы оба нашли время, Гома, я уверен, мы нашли бы гораздо больше общего, чем разделяющего нас. Но я скажу кое-что в пользу этого Хранителя. Это объединяет нас в одном очень важном смысле.
– В чем именно?
– Мы все одинаково напуганы.
Теперь они могли видеть это своими собственными глазами. Прошло сорок пять часов с тех пор, как Гома узнала эту новость; еще пять часов до того, как, согласно прогнозам, на них выйдет Хранитель.
Они толпились у иллюминаторов, приглушив свет. Он приближался почти параллельным курсом, хотя двигался не так, как они могли бы ожидать - с тупым или острым концом, выровненным по направлению движения, - а скорее боком, демонстрируя крайнее инопланетное презрение к разумным человеческим представлениям о физике и двигательной установке. И действительно, по мере того, как расстояние сокращалось до десятков тысяч километров - всего лишь до размеров земного шара, - Хранитель двигался по кругу с ужасающей медлительностью точильного камня. Голубой свет лился из щелей в его покрытии "сосновой шишки" и из "сигнального" отверстия на толстом конце. Свет угас как раз в тот момент, когда луч собирался скользнуть по "Травертину", а
К тому времени уже никто не спал, и все домашние дела, кроме самых важных, были отложены. Было трудно есть, трудно говорить о чем-либо, кроме неприятного присутствия снаружи.
Гома направлялась в каюту Мпоси, когда услышала громкие голоса, доносившиеся из-за двери. Это были голоса двух пожилых мужчин, и она узнала обоих. Не совсем пылкий спор, но настолько близкий к нему, насколько она когда-либо слышала на борту "Травертина". Она хотела обернуться, но сильное побуждение заставило ее продолжить, сильно стуча в дверь, пока Мпоси не ответил.
– Ах. Гома. Маслин и я просто...
– Но ее дядя умолк, наверняка зная, что ее не успокоит никакое объяснение, которое он мог бы предложить.
– Что вы обсуждали?
– спросила Гома, все еще стоя на пороге.
– Еще не слишком поздно, - сказал Караян, одетый в свой обычный официальный костюм.
– У нас есть еще несколько часов. Жест с нашей стороны, небольшое изменение курса - этого было бы достаточно.
– Насколько я могу судить, - сказала Гома, - капитан Васин приняла решение.
– Что вы, несомненно, одобряете.
– Я одобряю то, ради чего мы сюда прилетели, а именно полет в космос. Вы надеялись склонить Мпоси к своей точке зрения, Маслин?
– Это должен был бы решать ваш дядя.
– Я думаю, мой дядя знает, что лучше. Почему ты вообще разговариваешь с этими людьми, Мпоси? Они получили свою концессию - они на корабле. Нет никакой необходимости давать им еще больше повода для беспокойства.
– Извините, что побеспокоил вас, - сказал Караян, адресуя свое заявление Мпоси.
– Сожалею также, что ваша племянница предпочла дисгармонию и фракционность сотрудничеству и взаимному продвижению. Но она молода. Было бы неправильно ожидать слишком многого от человека с таким небольшим жизненным опытом.
– Что-то шевельнулось у него под бородой: возможно, улыбка.
– Вы передадите мои чувства Гандхари, Мпоси?
– Конечно.
– Это очень любезно с вашей стороны.
Когда "Второй шанс" ушел, Мпоси выдержал неловкое молчание, прежде чем заговорить.
– Он был в пределах своего права говорить со мной, Гома. Тебе не обязательно было принимать такой автоматически враждебный тон. У него сильные ощущения. Почему бы и нет?
– Вы спорили.
– Мы были откровенны друг с другом. В нашем возрасте, я думаю, мы это заслужили.
– Казалось, его охватила внезапная усталость.
– О боже. Меньше всего на свете я хочу обмениваться резкими словами с тобой.
– Он жестом пригласил ее войти в его каюту.
– Может, мне заварить нам чаю? Я боюсь, что до этого могло дойти.
– Я была зла, и мне очень жаль. Мне просто... они не нравятся.
Мпоси закрыл дверь в остальную часть корабля.
– Они все?
– Я не делаю исключений. Они выбрали свою идеологию; я вольна выбрать свою в ответ.
– Они не могут быть нашими врагами на протяжении всего путешествия, Гома. Рано или поздно нам придется совершить немыслимое и начать нравиться друг другу. Они так же боятся нас, как и мы их! И Маслин не обладает той автоматической властью, которую ты себе представляешь. Его выбор был спорным даже в кругах "Второго шанса". Он едва знаком с некоторыми из своих людей, часть которых активно критиковала его назначение. Вся эта его риторика? Он должен делать это, чтобы укрепить свои позиции в делегации. Но лично он совершенно разумен и открыт для убеждения.