Пробуждение.
Шрифт:
И звёзды, поупрямившись, приближались к нему – медленно, но неуклонно они разгорались ярче. Осторожно пускали спящего мальчика в свои неведомые миры. Их он забудет, проснувшись. Останется только вкус жгучей тайны в памяти. Но он и есть главное.
2018
***
И снова лето и бабушкин дом. Мы с сестрой совсем дети. Местная компания из поселка приняла нас хорошо. Были в ней наши ровесники, ребята помладше и постарше. Но держались
Помню вот что. Играли в прятки, уже очень поздно. Темнота поглотила шелестящие поселковые сады. Помню пыльную улицу, одинокий фонарь над ней. Вокруг фонаря вьется рой комаров и ночных бабочек. На дороге под фонарем высвечен ровный круг. Свет желтый, четко рисует все тени. Все камушки, палочки, рытвинки видно.
Следующий фонарь метров через двадцать, у другой дачи. Между ними – темнота. Густая, будто даже тягучая. В ней не видно ничего, только цепочкой уходят островки света вдаль по улице, которая и сама пропала, которой уже будто и нет, а есть лишь эти оторванные друг от друга желтые круги.
Мне нужно пройти из одного светлого оазиса в другой. Страшно, я робею и долго собираюсь с духом. Но вот решаюсь и осторожно, будто ступая в холодную воду, выхожу за пределы освещенного круга. Шаг – и тьма гуще, новый шаг – еще гуще. И вот я за пределами света, оставшегося позади. Смотрю вокруг, и странное чувство охватывает меня. Пустота вокруг. Ничего не видно, вообще ничего. На небе ни звезд, ни луны. Только цепь островков света маячит впереди, подвешенная в воздухе, как гирлянда. Я пытаюсь увидеть свою руку – и не могу. Ее будто и нет вовсе. Будто всё мое тело испарилось и осталось одно лишь сознание, плывущее в пустой темноте. Но я ставлю руку меж собой и фонарями впереди и убеждаюсь, что рука всё же есть у меня. Становится спокойнее. Но не дает покоя мысль: «А что, если бы и фонарей не было… что тогда?»
И вот я, мальчик лет восьми, бреду в кромешной тьме, зачарованный ею. Шаг за шагом вперед. Острова света маячат, качаются передо мной, в такт осторожным шагам, и увеличиваются понемногу. Время тянется, оно стало столь же вязким и безразмерным, как черное пространство вокруг. В такие моменты жуткие мысли рождаются в голове против воли, сами собой, и начинают колоть тебя, жалить. Тьма вдруг пугает сильнее. Ты ощущаешь ее чуждость, враждебность. В ней скрыто что-то плохое. Что-то беспредельно ужасное. И ты идешь быстрее, ускоряешь шаг, чтобы поскорее прыгнуть вновь в объятия света…
И вот я минул эти двадцать метров и оказался под фонарем. И тут же мой дачный приятель вынырнул рядом из темноты. Он сказал что-то шепотом, и я вдруг вспомнил, что идет игра, и мы скрываемся, и нам нужно дальше красться куда-то. И мы пошли вдвоем. Снова скрылись из света, нырнув в черноту, как в темную, непроглядную воду. Но вдвоем было уже иначе. Не так странно, и почти не страшно.
2016
Дом
Перед нами небольшой умирающий поселок на окраине крупного поволжского города. Всё тут имеет вид заброшенный и унылый. Вокруг домов, пожилых, как и их хозяева, дичают фруктовые деревья и ухоженные когда-то огороды.
Пыльная
Сейчас всего этого уже нет. Трубы давно заржавели и прохудились. Насосная станция заброшена. Старые, мощные деревья еще стоят, еще зеленятся весной сочными кронами. Но когда-нибудь умрут и они, иссохнув от жажды, так и не увидев вокруг себя молодой смены.
Всё бы можно было вернуть: пустить насосную станцию, вновь проложить трубы – но делать этого тут некому. В поселке остались одни старики, молодежь покидает его. Выше по течению раскинулся на берегу Волги большой современный город – он будто высасывает молодость из поселка. Старики по привычке тянут на себе дряхлеющее хозяйство, что-то сажают, подлатывают. Но этого мало для борьбы с наступающей степью. А потому каждый год пустошь всё ближе. Когда-нибудь она поглотит поселок целиком.
Жарким сухим летом, в один из дней, которые нельзя отличить друг от друга, на улице Октябрьской появилась неказистая белая машина. Вздымая клубы пыли и сотрясаясь на колдобинах, она проехала до середины улицы и остановилась у одного из домов. Он ничем особо не отличался: каменные стены, крыша, покрытая шифером, деревянная иссохшая пристройка-веранда. Дом был такой же крепкий и приземистый, как и все остальные – разве что вид у него был более сохранный. Добротный был дом.
С минуту машина просто стояла, привлекая к себе взгляды пожилых соседей, по обыкновению коротавших вечер у окошка. Потом мотор заглох, и из машины показался невысокий мужчина плотного телосложения. Его звали Иван. Немного помешкав, он пересек улицу, открыл калитку, откинув ржавый крючок, и прошел на заросший травой двор.
Иван быстро оказался у крыльца и поднялся по скрипучим ступеням. Забор, ограждавший дворик, был невысок, и с крыльца взгляд охватывал часть поселка и иссохшую степь. Всё вокруг было утомлено дневным зноем. Но день подходил уже к концу, и с каждым часом палящее солнце всё больше умеряло свой пыл, понемногу клонясь к горизонту. Белые, покрытые полопавшейся штукатуркой стены дома сейчас отливали теплым вечерним светом. Стояла удивительная тишина, прерываемая лишь стрекотом насекомых. Иван достал из кармана ключ и, отворив дверь, вошел внутрь.
Не разуваясь, он минул веранду и оказался в широкой кухне. Кухня вела затем в большой зал и несколько спален. Комнаты казались одинокими и пустыми, старинная мебель, подготовленная к погрузке, стояла скученно посреди зала. То тут, то там виднелись белые пузатые узлы, в которых принято складывать вещи при переезде. Сквозь мутные, давно не мытые окна в дом проникало мягкое вечернее солнце, придававшее и без того странной обстановке окончательно таинственный вид. По всему видно было, что дом собрались покидать.