Пробуждение
Шрифт:
После команды «Приступить к занятиям» взводные развели солдат, а Каринский пригласил меня пройти с ним по взводам. Занятия были по стрелковому делу: прицеливание, спуск курка и перезаряжание. Применялись выставленные на сокращенные расстояния маленькие самодельные мишеньки.
Отделенные, как и взводные, были опытные и занятия проводили хорошо. Высокий, усатый и черноволосый Перекатов дважды ранен, имел два Георгия и четыре медали. Все взводные и часть отделенных — тоже Георгиевские кавалеры, есть и рядовые, награжденные Георгиевскими крестами и медалями.
— Народ хороший, —
Бразды правления сотней я взял в свои руки, как это рекомендовал мне Каринский, а сам на спичках и других подручных средствах овладевал строем «пеший по-конному».
Прошло несколько дней. Моя учеба продвигалась вперед. Неожиданно мне пришлось держать экзамен. Однажды в воскресенье утром вблизи роты появился генерал с адъютантом.
— Это, ваше благородие, командир бригады генерал-майор Крынкин, — доложил явно испуганный Перекатов. — Они обязательно будут строй смотреть.
— Как же быть, Перекатов? — теперь уж несколько забеспокоился и я.
— Вы, ваше благородие, подавайте команды, а уж мы выполним.
Быстро построив сотню, я отрапортовал генералу.
— Вы недавно прибыли, прапорщик?
— Так точно, ваше превосходительство, только неделю назад, — отвечал я, рассчитывая, что буду избавлен от строевого учения.
— Не только, а уже неделю, — подчеркнул генерал. — Вот и отлично. Покажите мне, прапорщик, ломку фронта.
«Что это за штука?» — спросил я сам себя, а генералу ответил:
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
Подойдя к сотне, я сказал вопросительно смотревшему на меня Перекатову:
— Ломку фронта приказал. Что это такое?
Перекатов укоризненно посмотрел на меня, как будто я виноват, что не знаю, что такое ломка фронта.
— Командуйте, ваше благородие, «Вперед», потом «Правым плечом», а мы постараемся.
Я подал команду для движения вперед «Справа по шести». Когда колонна вытянулась, скомандовал «Прямо» и направился в хвост колонны к Перекатову.
— Прапорщик! Не отходите от меня, — прокричал мне генерал.
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — козырнул я.
Несмотря на мое поистине тяжелое положение, я все же старался припомнить: а ведь я видел где-то этого генерала; он таким же высоким голосом командовал тогда. Позвольте! Да ведь это же было в Новогеоргиевске на параде. И фамилия генерала вовсе не Крынкин, а Кренке — он был там начальником сектора обороны. «Солдатский вестник» сообщил, что Кренке немец и сбежал к своим вместе с планами обороны. А он вот здесь, хоть в настоящее время я предпочел бы, чтобы «солдатский вестник» не ошибся. Ничего не поделаешь. Подойти к Перекатову хитрый генерал мне не давал. И я решил дать сотне отойти подальше, а потом вернуть назад и повторить все вновь. Так и сделал. Когда генерал начал уже подозрительно посматривать на меня,
Кренке, язвительно ухмыляясь, спросил:
— И еще раз повторите?
— Так точно, ваше превосходительство, — с готовностью отвечал я.
— Ну хватит. Остановите сотню.
Генерал подошел к сотне.
— Спасибо, братцы, за службу: ходите хорошо!
— Рады стараться, ваше превосходительство.
Больше генерал ничего не сказал, молча подал мне руку и ушел. Я удивился, что его не сопровождал командир полка. Оказалось, генерал Карпов не любил Кренке, считал его младше себя по службе и никаких знаков внимания ему не оказывал. Кренке в свою очередь никогда не обедал в полку, что считалось выражением неудовольствия.
Проходили дни, недели.
Каринский бывал в сотне не чаще двух-трех раз в неделю. Я заходил к нему по вечерам, только когда он меня приглашал. Неизменно был небольшой концерт, который Каринский исполнял с большим воодушевлением, я слушал с неменьшим удовольствием. Пили чай, обменивались впечатлениями. Но ни разу разговор не подымался о том, где проводит свое время командир согни.
Теперь я был полновластным вершителем всех судеб сотни, за исключением подписывания разного рода бумаг. Уже два раза сотню, а вместе с нею команды из других сотен водил на постройку окопов.
Когда мне в первый раз подвели оседланную лошадь из нестроевой сотни, я совершенно не знал, с чего начать. Выручил меня Перекатов: показал, как подогнать стремена, как сесть в седло, разобрать поводья и управлять конем.
— Обозная, — с неодобрением говорил он, — ничего не понимает.
А я не понимал, чего именно лошадь не понимает, она казалась мне вполне нормальной, хотя и не очень высокой, и я опасливо думал, что нужно делать, когда она побежит быстрее, чем мне надо, и как на ней держаться: за гриву, за седло или только за поводья. Помог опять Перекатов.
— Вы, ваше благородие, поезжайте шагом, поводья не тяните, но и не ослабляйте. Шпорами не щекочите. Пока придем (почему придем? Ведь я-то ехать буду, подумал я), вы пообвыкнете, а потом я вам еще покажу, что нужно.
С непривычки даже шагом ехать мне вскоре стало тяжело. Но потом я «пообвык», как выразился Перекатов, и даже прибавлял иногда скорости, но тоже шагом, против чего конь не возражал.
Часа через полтора пришли на место. Там уже ждали саперы. Команду разбили для выполнения разных работ: рытье, заготовка и подноска жердей, забивка кольев и прочее.
Я с трудом слез со своего Изумруда. Пока обошел кое-какие работы, которые видел впервые, и разобрался в технике их выполнения, я отдохнул от верховой езды, и Перекатов показал мне, как нужно ездить строевой и облегченной рысью, а также галопом, как переводить лошадь в рысь и галоп. Это не было большой премудростью, но, конечно, овладеть всем этим я не мог и в малой степени.
— Это еще ничего. Вот как вы себя будете завтра чувствовать? Некоторые пограничники, даром что из мужиков и к лошадям привычные, после первого раза по два дня враскорячку ходили.