Прочь из моей головы
Шрифт:
«Терпи. Надо».
– Нахрена? – процедила я сакральный вопрос сквозь зубы, подтягиваясь.
Ладони взмокли, турник скользил; больше всего болели почему-то мышцы спины.
«Чтобы убежать, если опасность, – откликнулась Салли с запинкой. – Если не размяться, боль помешает двигаться».
В тихом, почти бесцветном ответе мне послышалось сожаление. Сначала я не поняла почему, потом прокрутила в голове события последних суток, потом наш короткий диалог – и сообразила.
– Ты больше не хочешь драться в моём теле.
На сей раз она тянула с ответом дольше,
«Хочу. Не могу. Перегрузки. Обычное тело слабее моего».
– Обычное?
Я утрамбовала спортивный костюм в переполненную корзину – давно надо было запустить стирку, но руки не доходили – и шагнула под душ.
«Человеческое».
Прохладная вода, тёплая, снова прохладная… И – ледяная. Верти – не верти вентиль, реакции никакой; видимо, авария или ремонт в доме. Чертыхнувшись, я выскочила из ванной, кутаясь в полотенце; с волос капало, мысли были в полном разброде.
Человеческое тело, человеческое тело, «слабее моего»…
– Слушай, – я сглотнула, остановилась, рефлекторно комкая край полотенца. – Никогда не приходило в голову спросить, своей шизофрении вопросов обычно не задают… Но вообще-то ты кто?
«Салли Три-Шесть, убийца», – откликнулась она без заминки.
– Три-Шесть?
«Тридцать шестая, номер».
– Не человек, что ли?
В голове у меня образовалась пустота – гулкая, растерянная… А потом словно световая граната взорвалась, и виски заломило.
«Салли Три-Шесть, убийца. Салли Три-Шесть, убийца. Салли Три-Шесть, убийца…»
– Тихо! – взвыла я, опускаясь на корточки, и зажала руками уши. Если бы это помогло! В башку словно сверло вгрызалось: тришестьтришестьтришесть. – Тихо! Ну пожалуйста… сестрёнка, ну пожалуйста!
Ляпнула я это от отчаяния, но она действительно замолчала. А потом заговорила едва слышно, словно сама с собой.
«Салли Три-Шесть, убийца. Не человек, сестра».
И, удовлетворённая таким самоопределением, затихла. Я сглотнула насухую; горло саднило, точно после крика. О, да, хорошо, что мне раньше в голову не пришло заниматься биографическими исследованиями; лет пятнадцать назад это бы меня с гарантиями свело с ума.
«Высуши голову, прелесть моя, оденься и позавтракай. Нам надо серьёзно поговорить, и лучше, чтобы ты в тот момент не была похожа на мокрую ворону».
– Очень мило, спасибо, за комплимент, Йен. Но что-то мне кажется, что я вот сейчас выбрала свою норму серьёзных разговоров на пару месяцев вперёд.
Призрачный смешок пощекотал мне затылок; мелкие волоски дыбом встали.
«Ты очаровательно выглядишь, когда упражняешься в сарказме, не удосужившись нормально запахнуть полотенце. Да, и я уже говорил, что мне нравится та твоя родинка на бедре?»
Кровь бросилась в лицо.
– Просто. Заткнись.
Он засмеялся.
Сегодня Йен не стал петь; от этого было… странно. Пятнадцать лет – более чем достаточно, чтобы привычка не просто укоренилась, а стала частью меня, и теперь его молчание вызывало
Впрочем, так и есть. А полетевший к чертям распорядок дня – симптом, и только.
– И что ты хотел обсудить?
Сейчас, после омлета и чашки кофе, в чёрном с головы до ног, включая носки и резинку для волос, я чувствовала себя более уверенно и спокойно. Даже смогла проявить инициативу в разговоре, ай, молодец.
Жаль, что голос всё равно дрогнул.
«О, у нас две прелюбопытнейших темы для задушевной беседы, солнце моё. И моя откровенность целиком зависит от того, насколько ты открыта для всего нового и неизведанного… и насколько ты готова доверить мне своё тело».
Кофе попал не в то горло; я закашлялась.
– Йен… А можно поближе к делу? Серьёзно.
Он совершенно отчётливо фыркнул.
«Прелюдии, моя очаровательная куница, нужны для того, чтобы расслабить партнёра».
– Обойдусь, – отмахнулась я. Хотя доля истины тут была: после его идиотских двусмысленностей ни тосковать, ни трястись в ожидании поворотов судьбы как-то не получалось. – Готова к новому – в каком вообще смысле?
«В прямом. Сколько тебе понадобится времени, чтобы собраться и уйти из квартиры?»
Сердце ёкнуло.
– Надолго?
«Возможно, что ты сюда уже не сможешь вернуться».
Я резко откинулась на спинку стула; высокий ворот водолазки стал душить.
– Так… Так.
Нет, Йен, конечно, откалывал всякое за время нашего с ним сосуществования, и не всегда его юмор был безобидным. Было время, когда я принимала душ в футболке, а переодевалась – исключительно накинув полотенце на плечи, да и романтические опыты у меня никогда не заходили дальше прогулок за руку или одной соломинки в коктейле на двоих. Сложно целоваться в прямом эфире, особенно когда самый преданный зритель не скупится на комментарии… Но никогда Йен не делал двух вещей: не лгал мне и не вредил физически. И если он спрашивал, сколько мне нужно, чтобы съехать из квартиры, значит, оставаться здесь элементарно опасно.
Ещё и Тони… Точнее, тот урод в оранжевом, который, возможно, до него дотянулся. Такую фигуру нельзя сбрасывать со счетов.
Итак, фактически здесь меня ничего не держит. Аренда оформлена на Дино Висконти, он мне даже не родственник, так что формально нас ничего не связывает. Всё оплачено на два месяца вперёд, если напишу ему, что собираюсь уехать на неопределённый срок, вряд ли его это обеспокоит. В конце концов, я уже пару раз так исчезала, ничего нового. Вещей у меня немного, почти всё можно оставить тут, а с собой взять, скажем, небольшую спортивную сумку, нет, даже рюкзака хватит – смена одежды, косметичка, аптечка, ноутбук; чем меньше, тем лучше. Банковскую карту, наверное, придётся заблокировать и выгрести из сейфа наличные, телефон… Телефон, по словам Йена, отследить не получится.