Прочь из моей головы
Шрифт:
Это всё, что тебя беспокоит? Реально?
Он откликнулся не сразу.
«Меня беспокоит, что Хорхе использовал зеркало времени, которое отнимает бездну сил, вместо того чтобы вызволить Крокосмию и пытать его, пока он не расскажет, куда дел меня. И причина в голову приходит только одна».
Да уж… Догадываюсь какая.
«Он боится, что не справится с ним, не убивая. Садовникам вообще-то запрещено сражаться друг с другом, для разрешения разногласий есть суд… Но сомневаюсь, что это беспокоит кого-то, кроме моего наставника, который отчаянно пытается сохранить свою человечность. И,
Кто ещё был исключением, я дослушать не успела, потому что хоровод теней замер наконец. У гроба стоял Крокосмия, положив мёртвому Йену руку на голову, и из-под ладони пробивалось зловещее красно-оранжевое сияние.
…а потом он развернулся – и той же ладонью пробил Хорхе грудь.
По-настоящему.
Господи, он был настоящим!
– Ты же не думаешь, что вампиру может навредить такой удар? – спросил Хорхе, бледно улыбаясь.
Крокосмия оскалился едва ли не до ушей – казалось, что ещё немного, и его голова просто развалится пополам по линии улыбки.
– А ты же не думаешь, что я на этом остановлюсь?
Бумажные листы на стенах затрепетали, словно под порывами невидимого ветра – и вдруг сорвались, на лету оборачиваясь мелкими круглоглазыми птицами, похожими на сов. Они кинулись к Крокосмии, облепляя его так плотно, что он мгновенно стал похож на пернатую мумию, судорожно дёргающую руками. На какую-то секунду появилась дурацкая надежда: может, мы победили всё-таки, а вдруг… но почти сразу же яркая вспышка разнесла птиц буквально в клочья.
Комната, и без того тесноватая, заполнилась перьями так, что стало трудно дышать. За спиной у меня потянуло холодком, точно открылась дверь, и появился сквозняк.
«Проход из каверны, – быстро сориентировался Йен. – Он пытается вытащить хотя бы нас, если самому уйти не получится».
Со стороны Хорхе не выглядел настолько плохо: его рана уже закрылась, и он сохранял полное самообладание, хотя и был бледноват – в отличие от Крокосмии, чья вытянутая, лошадиная физиономия стала багровой от гнева.
– Ты не выкрутишься на этот раз! Здесь и сдохнешь! Думаешь, тебе это с рук сойдёт?
– Что именно? – спросил Хорхе устало и увернулся от вспышки-лезвия. – Твоё недолгое заключение в бесконечной библиотеке? Другим садовникам нет дела до таких мелочей, дружок. Я просто скажу, что ты меня оскорбил, и я поставил тебя в угол по праву старшего. Воспитание, всего лишь воспитание… ох.
Очередная вспышка его всё-таки задела. Я рефлекторно дёрнулась – Салли молчала, но упрямо, настойчиво думала, как бы уложить Крокосмию в гроб – и обнаружила, что спина у меня буквально приклеилась к «сквозняку». Ощущение прохлады расползалось дальше и становилось сильнее; уши закладывало. Совиные перья кружились всё быстрее, отсекая сражающихся плотным облаком.
«Нас сейчас затянет в переход, – голос Йена звучал спокойно, даже слишком. – Хорхе упрям, как баран, он действительно не станет убивать другого садовника, поэтому преимущество на стороне Крокосмии. И если сейчас он вернёт себе контроль над каверной и схлопнет её, то Хорхе окажется под солнцем».
И что делать? Если надо передать тебе контроль над телом, то я готова, и…
«Урсула. Мы с тобой сейчас живы только потому, что Хорхе спрятал
Я нахмурилась, не понимая, к чему он ведёт. Понятно, что влезать в драку двух чародеев – значит, сильно рисковать, но не ждать же, пока меня затянет в этот портал – или что там открывается… С оружием, конечно, не густо, но, может, заточенный ключ наконец пригодится? Как думаешь, Салли?
«Можно пробить череп! – обрадовалась она. – Сил хватит. Можно вспороть шею. Воткнуть в глаз – без глаз плохо. Можно много чего!»
«Нельзя», – возразил Йен всё тем же смертельно спокойным голосом.
Крокосмия, кажется, хлестал уже вслепую, наугад; Хорхе уворачивался от большинства ударов, некоторые отбивал книгой, но контратаковать не спешил. Бледность его усугублялась, и вокруг глаз залегли тёмные круги.
…неужели ему действительно не хватает сил?
– Я отдам тебя Росянке! Она тебя сожрёт! Сожрёт!
– Есть своеобразная ирония в том, чтобы вампиру быть съеденным, но, пожалуй, откажусь. У меня плотный график на следующие сто лет.
– Да хер ты отсюда выйдешь!
Полыхнуло оранжевым светом – да так сильно, что голова будто взорвалась. Я судорожно вздохнула, падая спиной в пустоту, и успела не услышать – ощутить отчаянное желание Йена поменяться и сделать хоть что-то.
И уступила ему.
Он успел пропеть моими губами короткую фразу на незнакомом языке – и улыбнуться. Я видела, точно в замедленной съёмке, как от моего тела расползается ядовито-розовая дурманная волна и выжигает оранжевый туман; как Крокосмия, вдохнув аромат олеандра, застывает на секунду с выражением на лице, близким к экстазу; как Хорхе коротко выдыхает и приваливается плечом к стене, почти обессиленный, а сквозь рыхлые швы в кладке, между камнями, пробиваются глянцевые тёмно-зелёные стебли, украшенные острыми шипами.
Хищные. Голодные.
«…мне всегда казалось, что алые розы похожи на жадные рты».
Это была даже не мысль – фрагмент воспоминания, похороненный так глубоко в душе, что даже сам Йен успел позабыть о его существовании. И почему оно пришло на ум именно сейчас, когда мы вывалились из каверны где-то на торговой улочке провинциального городка… как его… Суон?
– Йен, – тихо позвала я, обессиленно вытягивая ноги на брусчатке. Надо было вставать и идти, хотя бы для того, чтоб избежать настырных взглядов, но мышцы болели, и лёгкие тоже, и голова раскалывалась. Пусть пялятся, в конце концов, сойду за пьяную… наверно. – Что ты сделал?
Ответ дался ему нелегко – я чувствовала ментальное напряжение, от которого мысли почти что парализовало.
«Выиграл для Хорхе немного времени. И вызвал Флёр де ла Роз – кажется, она ещё помнит эти чары, если откликнулась так быстро».
Я вспомнила два сна: первый, где маленькая капризная мерзавка макала его головой в ведро с грязной водой, и второй, где она выросла в алчную самодовольную стерву, которая пыталась использовать его, если уж не получилось растоптать.
– Почему? – Солнце было ярким, просто ужасным, и впивалось будто бы прямо в мозг, даже сквозь сомкнутые веки. – Не понимаю, почему ты её позвал после всего… всего…