Прочь из моей головы
Шрифт:
– Ну… что-то вроде того.
– Это он сказал или ты сама решила? – спросил Арто, не мигая. – Раньше у него была другая женщина. В сердце, в голове – везде.
– И, полагаю, не одна, – фыркнула я, не подавая виду, что меня задели его слова, но внутри царапнуло что-то, какое-то неприятное, трудноопределимое чувство. Не ревность, не обида, не зависть даже к тем, первым, кто узнал Йена раньше… а неустойчивость, что ли.
Да, точно.
Неустойчивость и неопределённость – сегодня он здесь, но завтра всё может решительно перемениться, а у меня нет ничего, чтобы предложить ему взамен.
Мне же вполне достаточно ставки баристы в «Норе», стабильного дохода от блога и путешествий к морю один раз в год.
– Ты опечалена, – протянул Арто, снова обнаруживаясь у меня прямо под боком. От его перьев немного пахло дикой птицей и почему-то попкорном – запах площади перед кинотеатром, где сердобольные старушки прикармливают голубей. – Поиграем? В камешки, в лепестки?
«Надо отвлечься», – подумала я и, взвесив за и против, сдалась:
– Ну, если недолго и без ставок… Какие правила?
Как ни удивительно, игра мне даже понравилась. Суть состояла в том, чтобы вытаскивать из вазы камешки по очереди – кто соберёт больше одинаковых, тот и выиграл. На стороне Арто была фотографическая память, чутьё и способность за секунду переворошить всю ёмкость до самого дна, с такими-то ручищами. Я же бессовестно жульничала, заставляя потерянные души выталкивать нужные камни со дна, так что в итоге удовольствие получили все. Древний вампир – оттого, что в кои-то веки разок продул, наивный юный медиум в моём лице – от несправедливой победы. Потом Арто как-то уломал меня попозировать для портрета, причём сидела я в пальто, скромно застёгнутая на все пуговицы, а на стене потом появилась раскованная дама в стиле ню, и никак не получалось отделаться от мысли, что улыбка у неё чужая.
Время от времени пол начинал содрогаться, и с потолка сыпалась мелкая крошка – видимо, внизу шли переговоры.
А потом сияющая лестница вспыхнула ярче, и над ней медленно воспарил Йен. Вроде бы такой же, каким уходил, вот только рубашка была расстёгнута чуть ли не до пояса, и выражение лица казалось каким-то не таким…
– Ха! – весело вскинулся Арто, заметив его. – Уговорил? Раз цел, уговорил.
Глаза у Йена вспыхнули ярко-розовым.
– Разумеется, – протянул он и расхохотался, а потом резко оборвал смех. – Нет, но мы поговорили… Так хорошо поговорили… Ты ведь знаешь Ратху. С ней не бывает плохо.
– Когда слишком хорошо – тоже плохо, – не согласился Арто. – Что теперь? Пойдёшь?
Йен потёр лицо ладонями, словно пытаясь согнать улыбку.
– Да-а… Сейчас надо выспаться и восстановить силы. Но я загляну ещё перед судом, чтобы проложить путь. А сейчас… сейчас мы возвращаемся домой. Верно, моя сладкая?
У меня, кажется, рот открылся.
Чему точно учит работа в кофейне – мгновенно определять, пьян ли посетитель, даже если от него не пахнет, он складно говорит и не шатается.
Так вот, Йен совершенно точно
– Слушай, герой, – вырвалось у меня. – А мы точно доберёмся нормально? Может, подождём немного, пока голова проветрится?
Он рассмеялся снова, уже не скрываясь и не сдерживаясь, а потом подскочил и сгрёб меня в охапку. От него исходил жар, который ощущался даже через слои одежды; на щеках проступил румянец – пятнами, как это всегда бывает у светлокожих от природы людей, глаза влажно блестели, а дыхание участилось.
А ещё – его окружал слабый аромат, телесный и сладкий, от которого кружилась голова, и всё тело словно бы окутывалось теплом.
– Это не хмель, – горячо выдохнул Йен мне в ухо и прихватил губами мочку. – Ратха сама как вино, она так заманивает людей… Но ты лучше, ты мне нужнее. Пойдём домой?
Он говорил и поглаживал меня по спине, снизу вверх, с усилием – так, что откуда-то изнутри поднималась волна трепета.
– Хорошо, пойдём, – кивнула я и опустила глаза. Видеть его таким было немного не по себе – слишком много напора, неприкрытой страсти, словно безадресной, беззаботно расточаемой в пространство. – Пока, Арто. Приятно было познакомиться.
– Ещё увидимся, – махнул вампир когтистой рукой и завернулся в крылья. Глаза горели как два круглых зелёных фонаря. – Возвращайся даже одна.
Под дождь мы вылетели как скоростной снаряд – в грозовое небо, ввысь, игнорируя выстроенную чарами лестницу. В первое мгновение нас обдало водой, во второе – мы уже целовались; он держал меня на весу одной рукой, легко, словно игрушку или котёнка, и всё было хорошо, просто чудесно до тех пор, пока я не отстранилась на секунду, чтобы убрать с лица прядь волос, которая лезла в рот.
– Тц, – цокнул языком Йен, грубо разворачивая мою голову обратно. – Не крутись.
Он ещё что-то говорил – про милую-сладкую-дорогую, но это уже благополучно просвистело мимо ушей. Некстати пришло на ум, что Йен ни разу не назвал меня по имени с тех пор, как вернулся, только обезличено; нет, конечно, он и раньше грешил подобным…
«Это ведь не потому, что он пьян, и ему всё равно, с кем и как?» – толкнулась в голову дурная идея.
Лабиринт в памяти почти не отложился. Возможно, мы вообще проскочили его каким-нибудь окружным путём… хотя, наверное, всё-таки нет: я смутно помнила, как Йен притиснул меня спиной к стене, спустил с моих плеч пальто, разодрал водолазку почти до локтя – и выцеловывал шею и ключицы, пока ноги не подломились, и я не повисла, цепляясь за него. Сладковатый розовый туман окутывал нас со всех сторон, и сквозь дурманную пелену всё казалось неважным, далёким, бессмысленным…
– Домой, – на вдохе прошептала я, закрывая глаза и словно уплывая. Было хорошо – действительно так хорошо, что почти плохо. – Туда, где… ну пожалуйста…
В спальне пальто сразу исчезло – успела только промелькнуть тревожная мысль, что там же в кармане что-то важное, очень важное, но вот что? От густого, приторного цветочного аромата всё путалось. Йен стащил с меня остатки водолазки, из джинсов я вывернулась сама и забросила ногу ему на талию, откинула голову, позволяя целовать себя в шею – и увидела в перевёрнутой комнате два синих камня, выкатившихся из кармана пальто.