Продаётся Таня. 20 лет
Шрифт:
– Ахмед мой старый хороший друг. Он был другом моего покойного отца и всей семьи. Ахмед жил в Стамбуле, но, когда ему было еще шестьдесят, переехал сюда. У него есть дар видеть будущее, и я иногда приезжаю к нему, привожу ему еду и одежду, а он предсказывает мне, какая судьба меня ждет. И никогда не ошибается.
Я лишь кивнула в ответ. Слова Исмара усилили мой интерес к старику. Разговор, как и сам визит, длился около часа. Старик проводил нас до машины и, прежде чем мы сели, посмотрел на меня. Исмар только махнул рукой, он казался недовольным, кажется, ему не понравилось то, что он услышал от старика.
Как только мы отъехали от дома Ахмеда
– Да, он сказал кое-что и о тебе.
Я выдержала паузу и потом осторожно спросила:
– Мне можно узнать, что он сказал обо мне?
– Он говорит, ты недолго будешь находиться там, где сейчас. Скоро ты увидишь людей, которых любишь и по которым скучаешь.
Эти слова меня поразили. Если бы я себя не контролировала, то с моих губ вполне мог бы сорваться победный клич. Да, это были просто слова какого-то старика отшельника: мол, скоро я увижу родителей, вернусь домой. Я изо всех сил постаралась не показывать, как резко изменилось мое настроение. Может, Исмар меня проверяет таким изощренным способом? Пусть, пусть так, но хотя бы на время вернулась надежда, что все может измениться к лучшему. Я продолжала смотреть в окно как ни в чем не бывало. Мы все еще ехали по проселочной дороге. Когда набрали скорость, автомобиль начало трясти, а потом был сильный удар, от которого я полетела вперед и ударилась головой о переднее сиденье. Исмар тоже упал, а я, подняв голову, увидела, что стекло напротив водителя разбито вдребезги. Исмар стонал, держась за голову. В это время открылась дверца с моей стороны. Охранник с первого сиденья, держа руку у рта, помог мне вылезти из машины. Тогда я увидела, что мы врезались в грузовик.
Это было вблизи места, где проселочная дорога вливалась в шоссе. Авария произошла по невнимательности нашего шофера. Мы умыли Исмара, изо рта которого шла кровь. Позже выяснилось, что у него не было никаких серьезных повреждений. Жаль, думала я про себя. Исмар вызвал по мобильному телефону другую машину, и мы быстро уехали с места происшествия, не дожидаясь полиции. Остался на месте только водитель, несмотря на легкий ушиб головы. Кажется, он еще повредил глаз. Исмар страшно злился на него, я ожидала, что он вот-вот его ударит, но этого не случилось.
В Стамбуле меня высадили у дома. Первое, что я сделала, когда пришла домой, – приняла душ. Потом легла, чтобы отдохнуть, и тогда в дверь продолжительно позвонили. Я открыла – и застыла на месте: передо мной стоял тот самый человек с голубыми глазами. Он попросил позволения войти. Я села на диван, он – в кресло. Он опять смотрел на меня с изумлением, но теперь с оттенком радости. Он был рад видеть меня.
– Я привез вам свежие фрукты и несколько книг, которые, думаю, вам понравятся.
Я сидела как приклеенная к креслу, онемев от изумления: этот человек проговорил эту фразу на чистом сербском языке. Теперь настала моя очередь пялиться на него в изумлении.
– Кто вы? – едва проговорила я.
– Меня зовут Сафет, я родился пятьдесят четыре года назад в Сербии. Мои предки сами родом из Санджака. Сестра вышла замуж за Исмара, так что он, по-нашему, мне приходится зятем. А теперь, дитя мое, я скажу тебе, зачем я сюда на самом деле пришел.
Я сидела и смотрела на Сафета. Страх постепенно уходил. Я успокоилась, находясь рядом с человеком, который говорит на моем родном языке, который относится ко мне с пониманием, который, очевидно, или хочет что-то сказать, или играет в какую-то игру. Второй вариант мне
– Как я и сказал, я родился пятьдесят четыре года назад в Санджаке, а точнее, в Новом Пазаре. Наша семья была небольшая по тем временам, даже маленькая. Я знаю, тогда – да и до сих пор – мусульманские семьи имели по шесть детей, а то и больше. Мой отец продолжил семейные традиции, но дело было не особо прибыльным. В то время социалисты не давали проявлять частную инициативу, а мой отец был амбициозен, ему необходимо было добиваться, создавать свое. Он был санджатским мусульманином, а его род происходил от одной из православных черногорских семей. А мать моя – турчанка.
Сафет говорил медленно, негромко, его тон невольно заставлял впитывать каждое произнесенное слово. Я слушала затаив дыхание.
– Однажды, – продолжал Сафет, – отец собрал нас в комнату и закрыл дверь на замок. Он был немногословен – сказал только, что мы уезжаем из Пазара в Турцию. План был такой: сначала уедет мать, чтобы найти работу у кого-то из своих родственников, а потом и мы все за нею следом. Так мы и сделали. Вскоре все мы оказались в Турции. Это было в пятидесятые годы. Мы едва сводили концы с концами, нам хватало только на одежду и еду, не больше. Мы все работали – отец, мать, сестра и я. И тогда наконец мы начали пожинать плоды отцовской предприимчивости. Он как будто хотел как можно скорее убедить нас в правильности принятого решения – иммиграции в Турцию из Югославии. Убедить в том, что жизнь в Турции будет лучше. Я тогда окончил школу, но денег это в дом не принесло. Мы работали пекарями, открыли небольшой магазинчик овощей и фруктов. Дело шло хорошо. Я повзрослел, начал засматриваться на девушек, – продолжал Сафет, делая небольшие паузы, во время которых затягивался сигаретой и выпускал клубы дыма. – Когда мне было двадцать с лишним, я познакомился со своей женой Зинаидой, тоже сербского происхождения. Ее семья переехала в Турцию из Косовской Митровицы, хотя до того они жили в Призрене. Она была удивительно красива, и сейчас еще видны следы былой красоты. Но ее состарила ужасная трагедия. И с этой трагедией связано то, почему я был так поражен, когда увидел тебя впервые. Ты наверняка подумала, что я ненормальный или какой-то маньяк. Дело в том, что ты – просто копия моей дочки Селмы, моей покойной дочки, погибшей пять лет назад.
В этот момент Сафет прервал рассказ. Его глаза наполнились слезами, он был не в состоянии говорить. Он отвернулся, вытащил платок из пиджака, вытер слезы и молча сидел напротив меня.
– Прости, дитя мое, – сказал он и продолжил рассказывать. – Ей было восемнадцать, и она была настоящей красавицей. Не было мужчины, который бы не посмотрел на нее, не проводил бы взглядом. Высокая, гибкая, прекрасные светлые волосы и голубые глаза – твоя полная копия. Даже взгляд был похож на твой. И вот случилось такое, что обычно, как мы думали, случается с другими, теми, от кого отвернулась судьба, а вот случилось с моей семьей. Селма попала в автокатастрофу вместе с двумя другими молодыми людьми. Они мчались по дороге, как будто это была их личная трасса, а ее парень (мы только потом узнали, что у нее был парень) не справился с управлением. Все произошло мгновенно. Она погибла. Я думал, что не вынесу такого, умру от горя. У меня еще двое детей, я люблю их больше жизни, жизнь бы за них отдал, но Селма была для меня особенной. Вот почему я вел себя не совсем адекватно, когда увидел тебя. Ты мне так напоминаешь мою дочку! И потому я здесь, рассказал вот о себе и хочу помочь тебе, даже если это будет мне дорого стоить.