Продаётся Таня. 20 лет
Шрифт:
– Понимаю, это неприятное известие для тебя, но не надо слишком отчаиваться. Это болезнь, но с ней живут и до ста лет. Что касается наших отношений, я еще ничего не решил, а пока я не решу, мы не будем встречаться. Не теряй присутствия духа. Я тебе позвоню, – сказал Исмар и позвал своих охранников, чтобы они проводили меня к выходу.
Конечно, мне следовало изображать шок от новости, которую мне сообщили. Думаю, у меня очень убедительно получалось, потому что те два охранника вели себя со мной сверхделикатно и внимательно. Они отвезли меня в квартиру,
Через час после ужина послышался звонок в дверь. Это был Сафет. Он официально поздоровался и вошел. Краем глаза я увидела охранника, развалившегося в кресле и дремавшего. Я сразу же рассказала Сафету о разговоре с Исмаром, и он довольно потер руки. Сафет сказал, что они с доктором придумали сначала другой «диагноз» для меня, но в самом конце им пришла в голову мысль об эпилепсии. Это такая болезнь, которую легко научиться симулировать, и трудно выявить, на самом ли деле речь идет об эпилепсии или это блеф, потому что припадки не имеют никаких предвестников, симптомов и периодичности.
– С этим все в порядке. А теперь давай подумаем о плане бегства. Я условно поделил план побега на четыре фазы. Вот какие: первая фаза уже завершена – ты уже считаешься «больной», теперь Исмар не будет обращать на тебя особого внимания, не будет тебя домогаться. Вторая фаза – выбраться из Турции, третья – попасть в Болгарию, четвертая фаза – перебраться через Болгарию в Сербию, – заключил Сафет.
Мы долго разговаривали о том, как можно выбраться из Турции. С помощью Сафета, конечно. Я поняла, что этот человек полон решимости любой ценой вытащить меня из рабства. Четыре года я не видела ни маму, ни папу, и теперь ощутила нечто похожее на тоску по родителям. В Сафете я увидела своего отца, человека, который бы заботился обо мне, боролся за меня. Я вновь почувствовала, что не одна, и это придало мне огромную силу. Смелость и решительность снова вернулись ко мне.
Все, о чем говорил Сафет, было так или иначе связано с побегом. Я поняла, что от меня ничего не зависит, он сам продумал план, ему нужно было лишь мое согласие. Когда мы дошли до обсуждения в подробностях того, как я буду пересекать болгарско-сербскую границу, и моего въезда в Югославию, меня охватило волнение, хотя до этого было еще очень далеко.
У меня слезы наворачивались на глаза. Сафет обещал, что скоро опять даст возможность позвонить родителям, а перед тем как выйти, спросил, не нужно ли мне еще чего-нибудь.
– Ничего, Сафет, спасибо вам за все, что вы уже для меня сделали, мне ничего не нужно, кроме возвращения домой, – ответила я.
После обеда один из охранников Исмара пришел ко мне и сказал, чтобы я подготовилась к встрече с хозяином. Через десять минут я была готова, мы вышли и довольно легко проскочили городские пробки. Мне сказали подождать в приемной у входа в кабинет Исмара. Я ждала около получаса, а потом почувствовала какую-то нервозность и суетливость, исходившую от охранников Исмара. Телефоны трезвонили, двое из них часто входили в кабинет хозяина и еще стремительней выходили
Происходило что-то странное. Вдруг появился Исмар. Он посмотрел на меня и сказал, чтобы я его еще подождала, он, мол, скоро вернется. Потом все ушли, только один молодой парень остался смотреть за мной. Тишина, которая наполнила комнату, успокоила меня, я молчала и смотрела в одну точку. Я старалась отключиться от происходящего вокруг. Это продолжалось, наверное, минут пятнадцать, а потом в дверях появилась секретарша Исмара, которая сидела в комнате, ближайшей от лифта.
– Может, вам сварить кофе? Или еще чего-нибудь выпить? – спросила она, и меня это немного удивило. Эта женщина была старше меня, может быть, лет на пятнадцать, и обычно, когда я приходила в кабинет Исмара, по выражению ее лица можно было судить, что ко мне она относится в высшей степени холодно и неприязненно.
– Да, пожалуйста, кофе и сок, – попросила я. Она кивнула и закрыла дверь. Спустя какое-то
время она появилась опять и сказала что-то по-турецки тому молодому охраннику. Он, ни слова не говоря, поднялся и вышел в коридор, а секретарша сказала мне, чтобы я перешла в ее комнату, где меня ждали мои кофе и сок.
Я села в кресло, которое стояло между окном и дверью. Эта женщина положила голову на скрещенные руки и смотрела прямо на меня. Мне было немного не по себе. Я отвела взгляд в сторону и собралась было выпить сока, когда услышала ее слова:
– Девушка, как тебе живется в Стамбуле?
– Хорошо, у меня небольшие проблемы со здоровьем, но в целом неплохо, – сказала я, предполагая, что это провокация, ее попытка выудить у меня какую-то информацию.
Опять воцарилось молчание. Она продолжала смотреть на меня. Я чувствовала ее взгляд, хотя у меня не хватало силы духа поднять голову. Я посчитала это каким-то своеобразным испытанием, которое она проводит по указанию своего шефа.
– Зачем ты изображаешь, что тебе хорошо, когда я знаю, каково тебе? Я все знаю, девушка, и тебе нет причин меня обманывать. Думаю, тебе было бы легче, если бы ты могла хотя бы открыто поговорить с кем-нибудь. Не бойся, никакой я не провокатор, – проговорила она.
Я все еще не верила ей и не знала, что ответить. Ситуация была очень щекотливая. Как я могу поверить в хорошие намерения женщины, которая работает на такой ответственной должности на человека, который меня, называя вещи своими именами, купил? С какой стати мне ей верить? – думала я. Меня так просто не собьешь, кто знает, что кроется за ее словами?!
– Мне очень жаль, что ты пережила такое! Я знаю, тебя кто-то где-то ждет, надеется на твое возвращение. У тебя наверняка есть родители, родственники, которые тебя любят и ждут. Я тут ничего не могу изменить, но если я что-то могу для тебя сделать, скажи. Я могла бы тебе помочь, и никто не узнает об этом, мне не грозит наказание, – настаивала секретарша.