Продана в жены
Шрифт:
— Помогите, — прошептала я. — Меня похитили. Помогите вернуться домой! Руслан похитил и не выпускает…
По щекам хлынули слезы.
— Эй-эй, не реви… — следователь огляделся, убедился, что за нами не наблюдают, и усадил меня за барную стойку. — На-ка, выпей.
Он схватил чужой коктейль и заставил меня сделать глоток. Это оказался крепкий алкоголь со вкусом освежающего арбуза. Я зажмурилась.
— Конфетка, не делай так больше, поняла? — пробормотал он. — Тебе повезло, что ты здесь. Запомнила? Не ценишь своего счастья. Ты если видишь кого при погонах в клубе, не
— Эй, Леонард… — позвали его. — Подойди.
— Надеюсь, мы поняли друг друга, — подмигнул, похлопал меня по спине и исчез в толпе.
Во рту стоял вкус арбуза, льда и разочарования. Я давилась слезами и не могла успокоиться. Они решат, у меня срыв после нападения и гибели Равиля.
— О, господи… — разрыдалась я, уронив голову на сложенные руки.
Мне никто не мешал. Только коктейль поменяли, когда лед подтаял.
На полицию нет смысла рассчитывать. Даже опасаться стоит. А Леонард, этот шакал, разве что в лицо не смеялся. Еще и выслеживать меня будет для клиентов. Шакал. Подлый, продажный шакал, испачкавший свои погоны.
Мысль, что мне придется возвращаться в душную комнату, вызвала тошноту.
— Лили! — на плечо легла тонкая рука Стеллы. — Боже… Не знаю, что будет дальше… Диане только что сказали…
Жене Равиля. Я закрыла глаза, и Стелла толкнула меня в бок.
— Переоденься, надень что-нибудь, что угодно, ты в крови.
Я послушно вернулась в гримерку танцовщиц — сейчас пустую, огляделась. Девушки снаружи — их опрашивали. Одежда висела на спинках стульев. Там сейчас такая сумятица… Все номера отменили. Рука сжалась на спинке стула. И вместо своего платья я взяла в охапку чьи-то джинсы, майку, и куртку… Девочка из города, не рабыня — от одежды пахло улицей. И мне так захотелось туда… Запах свободы свел с ума! Суматоха из-за нападения отвлечет внимание, если не сейчас — то когда? На столике перед зеркалом лежали купюры, прижатые тяжелой пудреницей. Обшарила и карманы: деньги при мне.
Я содрала окровавленное платье, влажной салфеткой вытерла пальцы, и влезла в чужие шмотки. Майка была великовата, зато джинсы впору. Зашнуровала ботинки. У меня тряслись поджилки, зато прошла апатия, из сытой, но невольной девчонки я становилась прежней. Оставалось незаметно уйти и раствориться в темноте за клубом.
Глава 13
Я собрала и заколола волосы в пучок. Чужая заколка была украшена черной розой. Натянула кожаную куртку и замерла перед дверью, выглядывая наружу в щелочку.
Если уходить — то сейчас. Момента лучше не будет.
В гримерке нет камер, зато они есть в залах, на выходах клуба… На камерах я засвечусь неизбежно. Они поймут, что меня никто не уводил, я ушла сама. Сбежала. При мысли об этом пересохли губы. Мой бедный Равиль говорил, за мной пошлют Зверя. Живот сводило от страха, когда я представляла, как он выйдет искать меня на улицах Мегаполиса… Это здесь он милый. Там он милым не будет. Особенно, когда поймет, для
Стеллы перед гримеркой не было. Там должен был стоять Равиль. Нового телохранителя еще не дали. Из-под их присмотра было бы сложнее выскользнуть.
В зале ничего не изменилось. Бродила полиция, стоял гомон. Администратор давал показания у сцены.
Я бочком выскользнула из гримерки и быстро пошла по периметру зала.
Через главный выход не выйти.
Полиция не выпустит: нас предупреждали не покидать места.
Во внутренний двор, куда меня водил Зверь, наверное, выйти можно. Поразмыслив, я все-таки свернула в служебный коридор, надеясь, что псы в вольере. Дверь была заперта, но замок отпирался изнутри. Я повернула защелку и распахнула ее навстречу дождю и холодному воздуху, и вышла наружу.
Ко мне с завыванием бросились доберманы, но обратного пути не было.
Я захлопнула дверь и напомнила:
— Свои!
Навострив уши, псы оббежали меня по дуге, порыкивая, пока я стояла неподвижно. Сердце чуть из груди не выпрыгнуло: я боялась собак, боялась, что меня уже хватились…
— Свои, нельзя! — шикнула я, надеясь, что собаки вспомнят, что меня приводил Зверь.
Один из доберманов ткнулся в колени мокрым носом, и отошел. Наконец-то! Я отперла калитку и бросилась в лес, в который Зверь когда-то водил меня гулять…
Я бежала, не замечая дождя и холода. Взбесившийся от адреналина пульс стучал в висках, позади лаяли собаки — не знаю, это уже погоня или доберманы лают на заднем дворе. Просто бежала, пока не оказалась среди деревьев, а огни «Авалона» не исчезли в темноте. Я остановилась. Легкие горели. Я пыталась отдышаться, а перед глазами летали мушки, словно я вот-вот хлопнусь в обморок.
Над головой висела луна, делая ночной лес красивым и страшным.
Как только я остановилась, холод вцепился в уши и в худые ноги — джинсы почти не грели. Я сориентировалась и энергично пошла наискосок, рассчитывая выйти не к дороге, которая вела от клуба — там меня обязательно перехватят, а к трассе. Там легче затеряться, и можно поймать попутку.
Шла минут тридцать и когда вышла на асфальт, руки задубели так, что я их не чувствовала, а джинсы промокли. Но я не жалела, что ушла. Меня колотило от холода, страха и возбуждения.
Я подняла воротник куртки, чтобы было теплей, и выставила вверх большой палец во встречном свете фар. Мучительно скрипя колодками, передо мной остановился тягач. Я забралась на подножку и прокричала в кабину, пропахшую табаком, дизелем и дешевым фруктовым ароматизатором:
— До города!
— Садись, дочка.
Усатый водитель лет шестидесяти отрулил от обочины, как только я захлопнула тяжелую дверь. Тягач медленно наверстывал скорость, разрывая себе движок.
— Замерзла? — водила поглядывал на меня.
Я кивнула и поймала тряпку, которую он бросил. Чистая, и на том спасибо. Вытерла лицо, руки, расплелась, бросив на приборную доску заколку с черной розой, и протерла волосы. В кабине было тепло, я быстро отогревалась и надеялась высушить волосы к тому моменту, как доберемся до Мегаполиса.