Продана в жены

Устинова Мария

Я пошла в направлении более оживленной улицы. Пара кварталов наверх, и к ней выйду. Там заводские окраины, всегда много людей. Мокрую газету я выбросила в урну. Промокла до нитки, зато вышла к транспортному узлу. Здесь горел фонарь и были люди. Но лучше того — на обочине стояла машина такси.

Еле дыша от холода, я упала на заднее сиденье и растерла ладони. Таксист не тронул с места, пока я не заплатила — здесь деньги только вперед.

Мой двор был мрачным, но шумным.

Прежде чем войти в подъезд я прислушалась, опасаясь, что Зверь мог опередить

меня. Я долго шла пешком, да и такси попалась медленная и раздолбанная. Много времени потеряла. Но где-то в кустах горлопанила пьяная компания, разбилась с грохотом бутылка, долетел смех. Если бы Зверь был здесь, тут бы царила мертвая тишина.

Я взлетела по ступеням и попробовала дверь рукой.

Мне было жарко от адреналина…

Я попала домой в самый разгар пьянки. Приоткрыла дверь, послушала ненавистный гогот и шум пьяного разговора. В нос ударила вонь старой, но родной квартиры. Дом, милый дом… Меня захлестнуло чувство усталой брезгливости, ненависти и уюта. Так бывает, когда возвращаешься в дом, где ты не нужен, но другого дома у тебя нет.

Я тихо вошла.

Они меня даже не заметили — так и бухали в кухне. Кроме отчима за столом было еще два тела. Никого здесь нет. Ни Зверя, ни охраны «Авалона». Повезло!

По грязному коридору я поторопилась к дальней комнате. Мама жила здесь с отчимом. Ее вещи остались здесь, если он не выбросил, пока меня не было… Вряд ли. Дальше бутылки давно не видит. Щелкнула выключателем — он не работал.

— Блин…

— Лилька, я не понял… Это ты? — раздался пьяный голос отчима за спиной.

— Отстань, — процедила я.

— Ты где была?

— Не твое дело.

— Ты как с отцом разговариваешь! — завелся он, и я, наконец, обернулась.

Хотелось кулаком врезать в пропитое лицо, которое было кошмаром моего детства. До сих пор кошмар. Я думаю, если бы мама не болела, она бы его выгнала. Но у нее не было сил. Они оставались лишь на то, чтобы как-то жить, работать, кормить меня… Силы что-то менять сожрали болезнь и груз на сердце. Неужели Зверь сказал правду, и она родила меня в резиденции Девина?

— Ты мне не отец! — выпалила я. — А если тебя интересовало, почему меня нет дома, почему не позвонил в полицию? Не пошел меня искать?! Мог бы хоть газеты почитать, чтобы узнать, что со мной случилось, но дальше бутылки ты не видишь!

— Оборзела? — закономерно разозлился он, раньше я избегала его, боясь конфликтов, но жизнь в «Авалоне» лишила страхов. — Шляешься, еще голос повышаешь!

Он схватил меня за руку.

— Отпусти! Я заберу мамины вещи и уйду! Отпусти, понял! За мной скоро придут! Из «Авалона»!

Со второй попытки я оттолкнула отчима. Распахнула шкаф и упала на колени перед нижней полкой. Старая коробка должна быть где-то здесь. Я включила телефон, освещая горы хлама. Пахло пылью и затхлостью старых вещей.

Нащупала крышку. Вот она.

— Что ты врешь! — он схватил меня за плечо.

— Не трогай меня! — закричала я. — У меня нет времени! Найду, что хотела и уйду сама!

Отчим рванул меня на себя, и я упала на бок. Зацепила

коробку и она перевернулась, рассыпав содержимое.

— Отвали! — вновь заорала я, пытаясь скорее сгрести содержимое обратно, и свалить.

Хлопнула входная дверь.

Я чуть не подавилась от страха. Это мог быть очередной собутыльник отчима, но то, что последовало дальше, испугало меня до судороги в животе.

Повисла тишина.

Абсолютная. Гробовая. Исчезли смех и пьяные разговоры, на кухне их как отрезало. В гнетущей тишине стало слышно, как дрожит мое дыхание.

— Это кто там приперся? — сурово спросил отчим и вышел в коридор.

И тоже замолк. Как будто попал в черную дыру, поглощающую все.

Это он…

Рука задрожала. Я даже мамины фотографии не успела убрать обратно в коробку.

— Лили… — от тихого голоса я покрылась мурашками. — Лили, если ты здесь, иди сюда. Не прячься, принцесса. Ты знаешь, что я найду тебя.

Зверь.

Хрипловатый, сексуальный голос пробрал до мурашек. В нем были чувства. Усталость, разочарование, решимость. Он словно говорил тоном: ты зря убежала. Зря. Теперь он должен наказать меня. Лишь бы не отрезал мне язык, как остальным беглецам. Сердце заколотилось, как ненормальное, затрепыхалось, как птичка в кулаке — болезненно и безнадежно.

Я лечила его. Поила с ложки, как ребенка. Выхаживала. Разве он не должен проявить милосердие? То, что я делала для него той страшной ночью — ничего не значит? Я одна согласилась с ним сидеть всю ночь.

В проеме возник темный силуэт. Я встала и попятилась — до самого окна. Легкие горели, потому что я перестала дышать.

Между нами была вся комната. Он стоял — темный силуэт с серебристым лезвием ножа. В квартире было так тихо, словно кроме нас здесь никого не было. Его узнали. Иначе здесь не висела бы такая гробовая тишина.

Сердце трепетало. Я молчала по одной причине — у меня перехватило горло. Что-то со мной происходило — во всем теле, но я не понимала, что чувствую.

Я оказалась в ловушке, и понимала одно — как бы там ни было, Зверь всегда поступал, как должен. Как выгодно «Авалону». Он вошел в комнату упругой походкой хищника, и негде было прятаться.

Глава 14

— Я не убегала, — прошептала я. — Не убегала… Просто хотела забрать мамины вещи. Ты сказал, она была актрисой… Я хотела проверить.

Он молчал. Просто шел на меня.

— Я бы вернулась. Мне же некуда больше идти, я бы вернулась в «Авалон», правда!..

Из глаз брызнули слезы. Я говорила правду о том, что касается коробки.

И надеялась, он поверит и во вторую часть — Зверь знает, что мне некуда пойти. Но если дело было только в коробке, я могла бы попросить его свозить меня домой, как он возил на кладбище. Больше агрессии пугало его молчание, неторопливые движения и блеск ножа. Стараясь держаться дальше от Зверя, я сместилась влево. Ползла вдоль стены, вжимаясь спиной, и не отводила взгляда.