Проданная на Восток
Шрифт:
— Я спасал Агату — вашу дочь!
— Плевал он на твою Агату, — хохотнул Вильхельм. — Я все никак не мог взять в толк, зачем он потащил в море девчонку, когда сам, крыса трусливая, даже палец в воду не опускал. А я долго ждал. Очень долго.
Вильхельм приблизился к ди Эмери и, нависая над ним, поинтересовался таким ласковым тоном, что Джонотана передернуло, а кириос отпрянул к стене:
— Ну же, мой старый друг, расскажешь своему доблестному капитану про вещицу, которая так нужна Орхану, между прочим, правой руке правителя и министру торговли всего славного Ануара? Так нужна, что Орхан лично согласился
— Не смей, — прохрипел ди Эмери с ужасом в глазах.
— Сущая безделица, — проигнорировал его Вильхельм, оборачиваясь к Джонотану, — всего лишь артефакт, который дает простым смертным то, что у тебя, мой мальчик, и у меня есть с самого рождения. И нет, это не то, что первое пришло тебе в голову, хотя я понимаю, при виде полуголой Агаты у меня у самого все мысли там. Но тише! Не дергайся, если хочешь услышать историю целиком.
Джонотан стиснул челюсти, изо всех сил удерживая себя в руках, но всё-таки опустил сжатые кулаки и нахмурился, не желая верить Вильхельму.
— Капля крови для подтверждения добровольности намерений, и простой кусок металла позволяет диктовать своему владельцу волю тем, кто и без того ее не имеет. И только нежные женские ручки и девственаня кровь могут активировать и передать этот артефакт, — закончил пират, откровенно забавляясь и добавил, — варварский Восток, куда им до наших высоких благородных порывов.
— Ты веришь пирату, Джонотан?! — высоким голосом воскликнул Сезар ди Эмери, и не надо было владеть магическим даром, чтобы почувствовать его парализующий страх.
— Ты врешь, Вильхельм, — процедил Джонотан, поворачиваясь к пирату.
Вильхельм удивленно поднял брови. Мол, неужто тебя так помотало, что ты уже не чувствуешь, как трясутся поджилки у старого ди Эмери?
— Сезар ди Эмери не отдал бы этот артефакт, если он и правда существует, просто так. Даже ради выгодного брака своей дочери. Он бы оставил его себе.
Вильхельм довольно расхохотался, даже хлопнул в ладони от радости.
— В том-то и дело, мой друг! В том-то и дело! Как говорится, всё бы ничего, но есть один нюанс — верно? Как говорят у благородных. Поправьте меня, если я вру. Ню-анс. Крохотный. Артефакт — древняя семейная реликвия, наделенная особой силой. Он — какая прелесть! — попросту не сработает, если его не передали добровольно…
— Говори, — хмуро припечатал Джонотан, чувствуя, как чёрная мрачная буря растёт внутри, и как он уже понимает, что услышит дальше.
19.3
— Вот ты, Джонни, был слишком добр к этому человеку, — кивнул на замолчавшего ди Эмери Вильхельм, — а мы сразу поговорили со стариком по душам. И вовсе не обязательно было для этого поить его дорогущим ромом! Есть множество других прекрасных способов развязать язык…
В противовес его словам Сезар ди Эмери язык словно бы проглотил: ужас сковал его так, что знаменитый торговец только следил, как заколдованный, за пиратом, а его руки мелко и противно дрожали, будто он снова и снова переживал то, что случилось на борту “Мари”. Но чем дальше, тем меньше вины чувствовал за собой Джонотан.
— Ты даже не поверишь, Джонни, у кого благороднейший
— Он лжет, — глухо повторил отец Агаты, мотая головой.
— Скажи ещё, что я лгу о том, кто убил родителей нашего несчастного влюбленного мальчика. Знаешь, Сезар, я знал, что ты — редкостная тварь, но ей-богу, ты перещеголял даже меня! Не подумай, что я завидую, хотя — немного есть! Немного есть! Браво, Сезар!
Вильхельм резко и отчётливо захлопал в ладони. Так, что от каждого гулкого хлопака в камере просыпалось такое же гулкое, мерзко бьющее по ушам эхо.
— Хватит! Хва-тит, — тяжело сглотнул ди Эмери и после странной паузы повторил фразу, будто она была заклинанием: — Он лжет, Джонтан, — продолжая кивать, точно сломанная кукла, твердил отец Агаты. — Он пират! И ублюдок! Он своей магией заставил сказать неправду, чтобы выгородить… Он…
Джонотан на мгновение прикрыл глаза, позволяя себе чувствовать больше. Позволяя остаткам магических сил освободиться и становясь больше, чем он есть. И открыл глаза снова, чувствуя, как кровь приливает к лицу.
— Брось, Сезар! — рявкнул вдруг Вильхельм так, что ди Эмери заткнулся. — Может, Джонни и помотало неслабо, ещё бы, он убил пол моей команды, — пират повернулся и искоса ухмыльнулся с обещанием мести, — но он не дурак, а еще не всю свою силу истратил на эту жестокость. А мы, маги, как ты знаешь, прекрасно чувствуем…
Всё, происходящее в камере, смазалось до неясных ощущений стоящих вокруг людей. Один — тот, кого он должен ненавидеть всей душой. И второй — тот, кому он должен быть благодарен и обязан всем, что у него есть. Только какого-то демона всё было совершенно иначе, и ярость, которая просыпалась внутри, затмевала разум.
— Случился шторм, Джонотан! Я не мог знать…
— И снова ложь, — расхохотался Вильхельм.
Его каркающий смех больше не цеплял, как раньше. Он звучал отражением собственной ярости, и Джонтан сам не помнил, как рванул к ди Эмери, желая стереть того с лица земли. Как схватил за горло — и отголоски магии опутали Сезара, пробуждая жуткие воспоминания детства.
Смеющиеся глаза отца. Лицо матери, скрытое в тени тонкой ажурной шляпки — такое невыносимо прекрасное, лучащееся счастьем и молодостью — за считанные часы до смерти, на набережной. А её волосы так постоянно лезли в лицо от сильных порывов, что она смеялась, поправляя их раз за разом.
В тот день впервые спустили на воду новую маленькую и юркую быстроходную яхту — подарок отца его матери — и они оба, несмотря на ухудшающуюся погоду, отправлялись в небольшой рейс. Легкая, увеселительная прогулка для бывалого моряка, которым был отец Джонотана.
Джонотан так просил, чтобы его взяли с собой… Но кириос ди Эмери называл десяток причин, почему детям нельзя, почему они должны остаться на берегу. И как они втроем с Агатой, тогда еще совсем крошкой, прекрасно проведут время за играми. А к вечеру вернется из города кирия ди Эмери и его родители, они соберутся на чай и поделятся впечатлениями. Джонотан помнил, как сильно это его злило и как он хотел быть взрослым, вырваться и броситься в приключение вместе с родителями… и как потом ди Эмери неумело утешал, твердя, что это воля богов позволила ему уцелеть, что это он, Сезар, уберег мальчика от гибели.