Проданная замуж
Шрифт:
Я резко отдернула занавеску и страшным голосом произнесла:
— У-у!
Азмир вскрикнул и рассмеялся, а я взяла его на руки.
— Нет, еще не пора спать! — протестовал он.
В этот день он был радостным и даже счастливым.
На следующее утро Манц уехал по делам, и Осгар остался со мной в магазине. Он несколько минут перебирал товары возле кассы, а потом неуверенно начал:
— Вчера вечером твоя мать рассказала мне вашу историю.
— Что? — спросила я.
— Я был удивлен, узнав, что у тебя трехлетний сын. Ты выглядишь слишком юной.
— И?
Я скрестила на груди руки, ожидая, что меня станут осуждать.
— Она сказала, что ты переспала с мужчиной в Пакистане, так что пришлось выдать тебя за него замуж.
Я почувствовала, как меня захлестывает ледяная волна гнева.
— Но я ей не верю, — поспешил добавить Осгар, заметив, как я изменилась в лице.
У меня на глаза навернулись слезы. Я не могла поверить, что мать солгала другу семьи. Следовало ожидать, что она все перевернет по-своему, но, тем не менее, горько было слышать такое от Осгара.
— Ну-ну, прости, — ласково сказал он. — Я не хотел тебя расстраивать.
— Все нормально. Пора бы мне уже привыкнуть ко лжи, — отозвалась я, вытирая глаза и сморкаясь. — Хочешь услышать правду?
Осгар кивнул.
— Мать обманом увезла меня в Пакистан, когда мне было тринадцать, и заставила выйти замуж за незнакомого мужчину.
Я все рассказала Осгару, отпустила на волю чувства, которые так долго держала под замком, — гнев, отчаяние, боль и одиночество, — и мне сразу же стало легче. Только сейчас я осознала, что мне все это время не с кем было поговорить о случившемся. Я не могла все рассказать Мене, потому что ей незачем было знать, что может ожидать ее в будущем.
— А теперь мне семнадцать, — продолжила я, — и у меня трехлетний сын, которого я люблю, но с которым не могу быть рядом, потому что обязана торчать в этом дурацком магазине, пока он сидит дома. Знаешь, вчера, когда я впервые пришла с работы, Азмир не был голодным и грязным. Совсем недавно я обнаружила, что его бьют, когда меня нет рядом. И теперь он писается в постель.
Внезапно мне стало стыдно, что я так много рассказала практически незнакомому человеку.
— Не знаю, почему рассказываю тебе все это. Но ты просил правды, и клянусь, что все было в точности, как я говорила.
Конечно, я знала, почему открылась Осгару. Я слишком долго не встречала такого доброго взгляда и вежливых манер. Я просто отвечала на его доброту.
Осгар какое-то время молчал, а потом заговорил:
— Не знаю, что сказать. Что же это за мать, если она могла такое сделать?
Но в этот момент в магазин вошел Манц, и нам пришлось прекратить разговор.
Манц подошел ко мне.
— Завтра у тебя встреча с иммиграционным адвокатом. Он хочет, чтобы ты подписала кое-какие бумаги.
— Какие бумаги? — спросила я. О чем он говорит?
— Просто подпиши их, когда я отвезу тебя завтра, и не задавай вопросов! — заорал Манц.
Осгар смотрел в пол.
Я весь вечер ни с кем не разговаривала. После ужина Осгар снова пришел в кухню и спросил, можно ли помыть руки.
— Прости
— Все в порядке. Мне нужно было с кем-нибудь поделиться, — ответила я. — Мне стало лучше после нашей беседы.
Осгар повернулся, чтобы вытереть мокрые руки, я протянула ему полотенце, и наши пальцы соприкоснулись, едва-едва. Мы посмотрели друг другу в глаза.
В кухню вошла Танвир, и волшебство растаяло.
— Тебе что-нибудь нужно, Осгар?
— Нет, все в порядке.
Он положил полотенце и вышел вслед за Танвир в гостиную.
Той ночью я не могла уснуть, ворочаясь на кровати, все думала об Осгаре. Со мной происходило что-то, чего я еще никогда не испытывала, и я не могла понять что, пока еще не могла. Я знала, что буду по-прежнему злой и напуганной, но видела перед собой только улыбку Осгара, ощущала прикосновение его руки, когда я протягивала ему полотенце.
Утром Манц спросил Осгара, побудет ли тот с Меной, пока он отвезет меня к адвокату.
Я совсем забыла об этой встрече. В чем там может быть дело? Зачем мне туда ехать? Зачем мне мог понадобиться адвокат? Я развожусь? Какие-то проблемы со свидетельством о рождении Азмира? Мне хотелось спросить об этом Манца, но я знала, что лучше промолчать, потому что он все равно только накричит на меня. Мена вопросительно на меня посмотрела, и я еле заметно пожала плечами.
Когда мы приехали к адвокату, какое-то время нам пришлось ждать в приемной. Затем высокий мужчина провел нас в кабинет и попросил меня присесть. Все в этом помещении заставляло меня чувствовать себя очень маленькой, хотя я уверена, что для этого ничего не делалось преднамеренно: костюм и акцент самого адвоката, его просторный офис, огромный стол красного дерева, разложенные на нем бумаги, — все, казалось, было призвано запугать меня.
— Мне просто нужно, чтобы вы подписали несколько документов касательно вызова в Британию для вашего мужа, — сказал юрист.
Пол у меня под ногами внезапно разъехался, и пришлось крепче схватиться за ручки кресла. Мой муж? Я никогда не воспринимала таковым мужчину из Пакистана. У меня перехватило дух от ярости, но я не могла ничего сказать, только не при этом человеке. Так вот почему Манц ничего не говорил мне — он, как и мать когда-то, обманом привез меня сюда. Я почувствовала на себе его взгляд. Он следил, чтобы своим поведением я не нарушила его планов. Кровь прилила к голове, и я с трудом осознала, что адвокат положил передо мной какие-то бумаги.
— Распишитесь, пожалуйста, здесь, — произнес он, делая пометку внизу первой страницы, — и здесь.
Манц наклонился над столом, опершись одной рукой о стол рядом с бумагами, и при этом повернулся ко мне, подавая другой рукой знак, чтобы я сделала, как сказал адвокат. Человеку со стороны это могло показаться ободряющим жестом любящего брата, жестом, говорящим: «Послушай, давай сделаем это вместе». Но я знала, что это не так: угроза была очевидной. Лишенная выбора, я дрожащей рукой подписала бумаги.