Продавец швейных машинок
Шрифт:
— Мамочка, ну, пожалуйста…
— Нет, Андромеда, я уже сказала…
— Ааааааооооооуууууыыыыыыиииииии!
— Андромеда! Сейчас же отправляйся в свою комнату!
Молчание.
— Ну, хорошо, возьми один бисквитик, — сдалась мамочка, — но только попробуй не съесть весь обед!
— Итак, наша "макси"…
— А можно два?
— Один!
— Жук тоже хочет.
— Жук мертвый. К тому же, жуки не едят шоколадные бисквиты.
— Мой ест!
Я представил, что сейчас творится у милого доброго Уэйнрайта. Сидят, должно быть, в благословенной тишине, строчат
— Извините, мистер Тобин, что вы говорили?
— Я хочу писать!
— Иди, Андромеда, ты это можешь и сама сделать.
— Я сейчас не хочу.
— Тогда зачем ты сказала?
— Тогда мне хотелось, а сейчас уже расхотелось.
Мама на секунду закрыла глаза, потом открыла и сказала:
— Извините, мистер Тобин…
Андромеда молчала секунд четырнадцать, если не считать внезапного приступа кашля — маленькая ведьма поперхнулась, пытаясь затолкать в пасть слишком большой кусок бисквита, и нам с мамочкой пришлось колотить её по спине и утирать слезы, — и я ухитрился изложить основные прелести нашего "исключительного предложения". Пока я говорил, мамочка пожирала меня глазами, в которых плясала загадочная улыбка, словно все происходящее было нашей с ней сексуальной тайной. На самом же деле, мы просто совершали глазами половой акт, и, сознавая это, она упивалась.
То и дело её колено, которое уже откровенно прижималось к моему бедру, начинало елозить по нему, как бы лаская. Несколько раз она беспричинно закидывала ногу на ногу и тут же меняла ноги, всякий раз показывая мне соблазнительные бедра, а пару раз и трусики.
Примерно половину времени я не сознавал, что несу, потому что принц Ричард, отчаянно брыкаясь, рвался наружу, а перед глазами стоял туман.
Как бы то ни было, показ состоялся, и я уже решил, что сделка у меня в кармане. Ни одна женщина ещё не проявляла столь откровенного и пылкого интереса, что к машинке, что к продавцу, а тут — и то и другое!
Я прошил кусок ткани вдоль и поперек, стараясь хоть изредка отводить глаза от полностью открытых моему алчному взору обнаженных грудей, которые столь щедро показывала мне низко склонившаяся над столом мамочка.
Потом она попросила: "можно теперь я?", и, встав у меня за спиной, принялась нажимать на рычаг, в то время как я отчаянно пытался не обращать внимания на две мягкие груши, прижавшиеся к моей шее. Я уже почти его не обращал, когда это случилось. Чертова девчонка ухитрилась запутаться в машинке!
Она вскарабкалась на стол и, пока мы не смотрели, просунула грязную лапу прямо в одно из отверстий махового колеса, а потом, когда попыталась её вытащить, поняла, что лапа застряла.
Вой, которым она огласила гостиную, ливерпульские докеры вполне могли принять за сигнал на второй завтрак. Мама, сорвавшись с места, начала оглашать воздух угрозами вызвать сразу полицию, пожарных, скорую помощь, суффражисток, лигу трезвости и общество защиты животных, а я пытался одновременно урезонить маму и заткнуть пасть ревущей, как иерихонская труба Андромеде.
— Вазелин у вас есть? — проорал я.
Мамочка метнула на меня ошарашенный взгляд. Когда до неё дошло, что я имею
— Вот видишь, — назидательно сказал я тем временем дочери Дракулы, что бывает с непослушными девочками.
Мамочка, кубарем скатившись с лестницы, едва не сломала себе шею.
— Ой, бедная моя малышка! — причитала она.
Я обильно намазал ручонку Андромеды вазелином и принялся вытаскивать её через отверстие. Мамочка, заломив руки, ахала и охала. Наконец, ручонка обрела свободу, и мы все вздохнули с облегчением. Может, теперь, наконец, мне удастся продать эту чертову штуку!
— Мне не нравится эта машинка, мамочка! Скажи, чтобы он забрал её.
Я мечтательно припомнил времена инквизиции. Эх, мне бы сейчас пару тисков, да испанский сапог, да раскаленные угли, да…
Мамочка бросила влюбленный взгляд на "макси", потом уныло посмотрела на меня.
— Сами видите, мистер Тобин, как она расстроена, — сказала она убитым горем голосом. — Давайте договоримся так. Вернитесь через полчаса, а там посмотрим. Мне самой машинка страшно нравится, но Андромеда в таком состоянии, что я должна её успокоить.
На мой взгляд, Андромеде требовалась только пара здоровенных шлепков, но я промолчал.
Сидя в машине в самом дурном расположении духа, я курил сигареты и размышлял о несправедливости бытия. Столь замечательно поначалу складывавшаяся сделка гибла на глазах. Притушив вторую сигарету, я посмотрел на часы. С тех пор, как меня отправили в изгнание, прошло тридцать три минуты. Что ж, была не была. Я решительно позвонил в дверь и мне открыла сияющая мамаша. Глаза кокетливее, чем прежде.
— Заходите, мистер Тобин. Извините, ради Бога. Андромеде уже гораздо лучше.
Мы прошли в гостиную и — чтоб мне гореть в геенне огненной, если дьявольское отродье не сидело за столом и не возилось с кукольными нарядами.
— Мы с Андромедой все тщательно обсудили, — сказала мамочка. — Я сказала, что, купив новую машинку, мы сможем сшить нарядные платьица для всех её кукол. Поэтому Андромеда настаивает на том, чтобы мы её купили.
У меня отвисла челюсть.
— Но… я думал, у неё нет кукол, — пролепетал я.
Андромеда презрительно фыркнула.
— Ну и дурачок же ты! У всех девчонок есть куклы…
Видите, как все оказалось просто. Правда, больше в этот день я ничего не продал. Хотя, с другой стороны, продал. Дело в том, что по возвращении в "Райтбай", меня радостно поздравил Аллен Дрейпер:
— Молодец, Расс, с первым успехом.
Я вылупился на него.
— Откуда вы знаете?
Пришел его черед казаться изумленным.
— Ты уже продал сегодня одну машинку? — спросил он.
— Да.
— Молодчина! Ты продал две!
— Э-ээ…
— Да. Мистер… как бишь его… Ах, да, Реновски! Он зашел сегодня в магазин и принес твою "мини". Оказывается, его дочери такая малютка не нужна. И он спросил, о каком "исключительном предложении" ты ему вчера наговорил. Я показал ему "макси", и он купил её, не сходя с места. Вот и вся недолга. Поздравляю!