Проделки небожительницы
Шрифт:
– Прямо как у нас – Всемирный потоп, – удивилась мать.
– Только потоп этот будет вызван не наводнением с моря, а очень сильной дождевой бурей, которую нашлют злые силы.
– Значит, где статуя, там и божество, – протянула Надежда.
– Они и уперли золотую статуэтку из коллекции! – припечатала мать. – Тут и думать нечего!
– Так-то оно, безусловно, так, – согласилась тетя Вася, – но все дело в том, что у древних ассирийцев не было никакого культа поклонения львиноголовой Ламашту! Они ее, если честно, как огня боялись и защищались от нее всеми доступными способами. Для этого был у человека свой бог-защитник, который полагался
Тетя Вася сорвалась с места, побежала в комнату и вскоре вернулась, держа в руке плоский кусочек обожженной глины.
– Это часть оттиска печати ассирийского времени. Человек и его шеду, – сказала она.
На глине слабо выступали рельефные изображения мужчины и какого-то зверя, похожего на леопарда.
– Что делать будем? – нарушила Надежда продолжительное молчание.
– Если они украли статуэтку Ламашту, то и таблички тоже у них, – заявила тетя Вася. – Несмотря на ссору, внук Галии придет к ней вечером, чтобы помочь ей закрыть будку и отнести домой кое-какие вещи. Я хочу с ним поговорить.
– Расскажите еще что-нибудь про ассирийцев, – попросила Надежда.
– Ну, – тетя Вася улыбнулась, – по их представлениям, земля уподоблена большому перевернутому круглому челну, а небо – твердому куполу, накрывающему мир. Небо сделано из синей яшмы и покоится на основании, в которое вбиты колышки, и привязано к нему небо веревками. Эти веревки и канаты – Млечный Путь.
– Какая прелесть! – воскликнула Надежда, представив себе эту картину.
– Каждой звезде определено на небосводе твердое место, чтобы ни одна не сбилась с пути. На востоке находится гора восхода, на западе – гора заката, они заперты на замки, и открыть такой замок может только Солнце – Шамаш по-ассирийски, что оно и делает каждый день, утром и вечером, соответственно.
– Очень интересно, – начала было мать, – но невозможно себе представить, чтобы взрослые люди в здравом уме могли в такое верить…
– А Жрец им про это и не рассказывает, он больше напирает на львиноголовую Ламашту.
– Чувствую я, что тут дело нечисто! – воскликнула Надежда.
В трубке потянулась череда длинных гудков. Макс уже готов был дать отбой, когда наконец послышался щелчок и старческий голос проскрипел:
– Аллё?
Не веря своим ушам, Макс узнал здорово постаревший, но все же незабываемый голос Зинаиды Викентьевны – только она так тянула гласные. Макс готов был расцеловать старуху, если бы не разделяющее их расстояние.
– Зинаида Викентьевна! – крикнул он как можно громче – она неважно слышала еще пятнадцать лет тому назад, но ни за что не хотела в этом признаться.
– Кого? – переспросила старуха. – Здесь таких нет!
– Леню! – заорал Макс еще громче. – Маркова Леню! Скажите, Максим Белов!
– Кого? – снова переспросила старуха, и теперь уже Макс готов был ее убить.
– Лени
– Леню? – Зинаида наконец разобрала. – Леня здесь… Ленечка! Тебя к телефону… Как – нету? Вот же ты… Тебя какой-то Белов спрашивает…
На какое-то время в трубке воцарилась тишина, а потом раздался голос Леньки, знакомый, но удивительно настороженный:
– Максим! Это правда ты?
– Ну я! А ты что – не узнаешь меня?
– А какого цвета были лапы у Робсона?
– Белые, – нисколько не задумываясь, ответил Макс, – черный он был, как Поль Робсон, только лапы белые.
– Максим, это и правда ты! – Ленькин голос стал не таким напряженным, потеплел. – А я тут, понимаешь, в таком водовороте – всего пугаюсь. К телефону не хотел подходить, только когда узнал, что это ты… Я, вообще-то, в этой квартире редко бываю и сейчас ненадолго зашел…
– А у меня только этот номер и был, значит, такая наша судьба была – пересечься…
– А ты сейчас в Питере? По делам, что ли?
– Можно сказать, что и по делам, – осторожно ответил Макс.
– Ты извини, – замялся Ленька, – мне, понимаешь, бежать надо, у меня и правда проблема серьезная… земля под ногами горит. Скажи, как позвонить тебе?
– Ха! – ответил Макс. – Мы с тобой, похоже, в одинаковом положении. У меня тоже земля под ногами горит, и даже звонить мне лишний раз небезопасно. Ленька, мне очень нужно… давай встретимся в том месте… помнишь, где мы на льду играли?
– Где ты меня из проруби вытащил? – проговорил Леня очень серьезно, поняв намек – дело у Макса такое важное, что он даже сослался на то, что Леонид обязан ему жизнью. О таком другу лишний раз напоминать не будешь, если тебя не припекло!
– Все понял, ты через полчаса успеешь?
– Успею, – коротко ответил Макс.
На набережной Фонтанки встретились два человека, не видевшие друг друга пятнадцать лет. Один – по-западному небрежно элегантный, в мятых свободных джинсах и легкой куртке, в серой английской кепке на рыжих волосах, но весь этот европейский стиль был подпорчен пятнами красноватой глины – видно, что господин где-то хорошо приложился к российской землице, приобщился, так сказать, к корням. Второй – похудее и поуже в плечах, одет нарочито незаметно, в полинялые джинсы и неброский свитер.
Встретились, обнялись, отстранились немного, чтобы рассмотреть друг друга, сличить новую внешность с прежним обликом, смириться с переменами.
– Отлично выглядишь, Максим! Свободный мир явно пошел тебе на пользу! – Маркиз смотрел на старого друга, чуть склонив голову набок. – Только откуда эта грязь на таком фирменном барахле? Валялся в канаве по пьяному делу?
– В канаве, твоя правда. Только не по пьяни, Ленечка, а от снайпера прятался, жизнь свою спасал. В таком положении не то что в канаву – в дерьмо плюхнешься не раздумывая.
– Ну-ну, – вздохнул Маркиз, – раз уж ты в таком виде, я делаю вывод – тебе даже переодеться негде. Что стряслось-то? Приехал как турист, завели тебя в подворотню, набили морду и отняли бумажник?
– Ты, мой милый, плохо об мне думаешь, – укоризненно проговорил Макс, – разве я похож на человека, который пойдет с неизвестным злодеем в подворотню? И уж тем более я не похож на человека, у которого так просто можно отнять бумажник.
– Это верно, – кивнул Маркиз, приглядевшись к другу – широкие плечи, развитые мускулы, в хорошей он форме, в общем.