Продолжение легенды
Шрифт:
– Батлер, заснул, что ли? – нетерпеливо дернул его за рукав Майкл. Останешься сегодня в пансионе? Сейчас Джек придет.
– Останусь, малыш.
Мистер Харрисон, так теперь его называли первогодки, пришел не один. У него появился слуга, скорее приятель, который так играл на банджо, что Джек заливался слезами, когда был пьян. Он уселся, небрежно закинув ногу, и снисходительно пожурил друзей за то, что они так и не воспользовались его услугами, чтобы познакомиться с некоторыми радостями жизни.
– Каждый уважающий себя выпускник должен иметь карточный долг, знать после какого стакана вина свалится под стол, и со знанием дела обсуждать прелести девочек мадам Зизи. А
Товарищи с хохотом навалились на него, и вскоре уже кружились в вальсе, наступая друг другу на ноги. Вечером они распили бутылку вина и долго рассуждали о будущем, дружбе и товариществе, долге, справедливости, чести, любви и верности. Как самый сведущий в делах любви, Джек решил предсказать, какие невесты им достанутся.
– Тебя, Полонски, полюбит самая прекрасная девочка Чарльстона, а ты женишься на деньгах какой-нибудь дурнушки. Батлер когда-нибудь встретит свою принцессу, и они долго будут мучить друг друга.
– Почему мучить? – удивился Майкл.
– Потому, что человеку свойственно сопровождать любовные наслаждения ревностью, чем больше любим, тем больше придираемся. Ты, малыш, больше всех достоин любви, но она не всегда бывает взаимной.
– А ты кого выберешь?
– Никого, меня устраивают шлюхи, пока не догонит пуля какого-нибудь сутенера.
– Уж лучше погибнуть на поле брани, – заявил Майкл.
– Еще лучше избежать и того, и другого, – засмеялся Ретт.
– Ты думаешь, мы никогда не будем счастливы? – задумчиво спросил Дэниел. – Для чего тогда жить?
– Я думаю, мы уже счастливы каждым нашим днем. И если удастся дожить до того, чтобы седыми стариками встретиться вот так и посидеть вместе, значит, жизнь удалась…
– Джек, – звал Ретт, не открывая глаз, – Джек, ты был прав, все так и произошло!
Элоиза догадалась, что он вспоминает школьные годы и предсказания Харрисона, о которых ей рассказывал. Она приподняла ему голову и поднесла ко рту приготовленный чай. Ретт ухватил чашку обеими руками, осушил до дна и рухнул на подушку. После этого Батлер заснул, наконец, по-настоящему. Элоиза прислушалась к его ровному дыханию, прикоснувшись щекой к его щеке, поправила одеяло и тихо покинула комнату.
III
Скарлетт уже неделю жила в Таре, не вспоминая об Атланте, не замечая детей, взглядов Сьюлин, молчания Уилла. У нее не осталось ничего из прежней довоенной, да и послевоенной жизни. Подобно тому, как рухнули ее представления о правилах приличия и поведения в обществе, грубо и жестоко, теперь рухнула и вера в себя, в свои собственные силы, свое очарование. Была только пустота. Пустота в душе, пустота в голове.
С утра она уходила за поворот к подъездной аллее, где когда-то ждала отца, садилась на скамеечку, которую сделал Уилл вместо сгоревшего старого дерева, и бездумно смотрела за реку. Казалось, вот сейчас раздастся стук копыт, отец обнимет ее и станет уговаривать, чтобы не рассказывала миссис О’Хара, что он опять пустил коня вплавь… Будто и не прошло с той поры тяжелых двенадцати лет. Только нет больше отца. И никого нет, кто бы крепко ухватил её за руку и вытащил из вязкой трясины тоски и отупения.
Мамушка с тревогой смотрела на свою любимицу, подозревая, что не только смерть Мелани так повлияла на нее, но расспрашивать боялась, уж очень не похожа на себя была Скарлетт, молчаливая и угрюмая, хотя ведь и после смерти Чарльза она тоже заставила всех поволноваться. И няня тихонько подсылала к ней Уэйда вроде отнести шаль, или свежую лепешку,
Мальчик побаивался матери, но и Мамушку ослушаться не смел. Он помнил, как поспешно уехала из Мариетты мама, как они с Присси добирались до дома, как дядя Ретт встретил их на вокзале, и по его лицу Уэйд понял, случилось что-то страшное. Ему было очень жаль, что тети Мелани больше нет, как и его сестренки Бонни, и как хорошо, что его мама здесь, пусть хоть и такая странная. Он молча подходил к ней, садился рядом, иногда несмело брал ее вялую руку и тихонько гладил. Он и раньше никогда не знал, как ему вести себя в ее присутствии. Скарлетт, едва взглянув на сына, снова отворачивалась к реке. В сумерках, также молча, они возвращались домой.
Как-то после ужина, поднимаясь к себе, Скарлетт услышала раздраженный голос Сьюлин, доносившийся из спальни родителей, в которой теперь обосновались супруги Бентин.
– Натворила чего-то и приползла сюда зализывать раны.
– Это ведь и её дом тоже, верно? – мягко возразил Уилл. – Она навсегда останется хозяйкой Тары, по крайней мере, для меня.
Уж он-то знал, чего стоило старшей сестре сохранить поместье, никто не сделал столько для них всех, сколько она.
– Бродит как привидение, скорбь изображает, – продолжала бурчать Сьюлин, а сама, небось, рада, что Мелани умерла, обдумывает теперь, как половчее подобраться к Эшли. Он один не поддавался на её уловки, хотя, как знать, ведь ездил к нам чаще, чем к своей невесте.
Уилл и сам о многом догадывался и хорошо помнил безмерное счастье в глазах Скарлетт и ярость, с какой она рвалась из его рук навстречу Эшли, когда тот вернулся из плена. Но он не осуждал её.
– Кого же было любить молодой красивой женщине, когда в округе одни калеки остались?
– Вот все вы мужчины таковы, всегда готовы оправдать эту вертихвостку, наверное, тоже не отказался бы от неё, снизойди она до тебя, – возмущалась миссис Бентин.
– Может, и не отказался бы, только на уме у нас было другое – как не умереть с голоду. И в такое время она приютила меня, выходила, оставила жить в усадьбе, стала мне сестрой. Ей я обязан жизнью и счастьем, ты ведь не забыла, кто благословил наш брак? Мистера Уилкса я тоже понимаю, – рассуждал Уилл, – он никогда не смог бы преступить законы чести, каким бы сильным не было его влечение к ней. Но теперь, когда мисс Мелани уже не вернуть, кто еще сможет заменить её как не лучшая подруга, которая столько лет заботилась о них.
– Как же подруга, притворщица, просто ей невыносимо было видеть, что кто-то влюблен не в неё.
– Что-то вы не очень добры, миссис Бентин, к своей сестре, почему бы и ей, наконец, не обрести свое счастье? – тихо увещевал жену Уилл.
– От того, что я хорошо знаю, на что способна эта хищница, она не заслуживает счастья, слишком у многих она его отбирала, даже у сестры.
– Если вы все еще страдаете по мистеру Кеннеди, дорогая, то я, пожалуй, пойду спать на сеновал, – притворно рассердился Уилл.
– Ну, Уилл, как ты мог так подумать, – всполошилась Сьюлин, – лучше обними меня крепче, я по тебе соскучилась, ты слишком много работаешь…
Далее шепот стал невнятным, и Скарлетт поспешила в свою комнату.
Обычно она ложилась на кровать и, бездумно уставившись в потолок, проводила ночь в забытьи. Сегодня случайно услышанный разговор вывел её из оцепенения, но не сочувствие Уилла, и даже не обидные слова сестры, а её отношение к мужу. Это уже была не та мисс Гордячка, любившая покрасоваться у соседей, а заботливая жена, уважающая своего мужа, да и ласки его, кажется, ей по нраву.