Продолжение путешествия (Бабушкин сундук - 2)
Шрифт:
Именно для таких мгновений существует в народе весьма точное обозначение: "Тихий ангел пролетел". И применительно к данному моменту эти красивые слова показались мне не просто фразой.
Нарушил это благолепие вновь Петр Анатольевич. Оказалось, что у него в запасе имеется еще одна новость, и он вручил нам ее, что называется на сладкое:
– Да, чуть было не забыл, - тихо и вкрадчиво, дабы не нарушить атмосферы, сказал он, - постоялый двор, на котором все произошло (он деликатно избегал всякого упоминания о гибели Александра) - сгорел.
– Когда?
– спросила я.
– В
Таким образом еще одна, на этот раз последняя новость прозвучала в этот вечер, вернее, ночь, потому что в момент ее произнесения за окном прокричали первые петухи, а на нашем столе с треском и брызгами агонизировали, предчувствуя скорый рассвет, очередные свечи.
– Пора ложиться спать, - подытожила Ксения Георгиевна общее ощущение и была совершенно права, поскольку в любой компании, даже самой замечательной, наступает момент, когда нужно отдохнуть друг от друга. И просто-напросто выспаться. И мы охотно подчинились ее мудрому распоряжению.
Я отправилась к себе в комнату и, несмотря на обилие новостей, заснула крепким здоровым сном, а когда проснулась - за окном уже вовсю светило солнце, лаяли собаки и пели птицы. Новый день приветствовал меня традиционными, знакомыми с детства деревенскими звуками.
Нужно было привыкать к новой реальности, в которую своими ночными рассказами перенес нас Петр Анатольевич. По-другому не скажешь. Во всяком случае, именно так воспринимала произошедшую метаморфозу я. Это был совершенно новый, непознанный мною мир, освоить который мне было необходимо, если я хотела продолжать в нем относительно благополучное существование. Что уже после первого с ним соприкосновения представлялось мне далеко не простым делом.
Как ни странно, было еще очень рано, хотя по моим ощущениям - я спала целую вечность. И очень удивилась, узнав от прислуги, что и Ксения Георгиевна и молодой барин еще "почивать изволят". А когда, наконец, и они выбрались из объятий Морфея, я уже успела передумать столько всякого разного, что самое время было отдохнуть. Что я и сделала, заговорив на совершенно посторонние, не имеющие никакого отношения к нашим ночным пересудам темы, чем явно обескуражила своих друзей. Им казалось, что ни о чем другом я думать уже не в состоянии.
Поэтому мои шутки и смех они воспринимали почти болезненно, и время от времени я ловила на себе их подозрительные либо сочувствующие взгляды, что меня чрезвычайно забавило.
А веселость моя объяснялась чрезвычайно просто: долгое время находясь в совершенном недоумении по поводу всего происходящего, я наконец-то начала кое-что понимать. И хотя ничего радостного в этом понимании для меня не было, я все-таки предпочитала его тому нагромождению абсурда и нелепиц, в котором пребывала слишком долго.
До окончательной ясности было еще далеко, но впереди замелькало нечто, что внушало надежду. Не на торжество справедливости (об этом еще рано было и мечтать), но хотя бы на какую-то определенность. До сегодняшнего дня я блуждала в трех соснах моих ублюдочных версий, рискуя заблудиться в них окончательно, а теперь у меня появилась путеводная звезда. Или нить. Впрочем, не в названии дело. Все мои версии уже не казались мне взаимоисключающими. Меня
Что-то я ударилась в "высокий штиль", хотя совершенно не собиралась этого делать. Но настроение мое в то утро действительно было приподнятым, меня так и подмывало совершить что-то исключительное и героическое, и я с трудом удерживала себя в рамках приличий, чтобы окончательно не перепугать своих друзей.
Поэтому после короткого завтрака предпочла удалиться к себе в спальню, сославшись на плохое самочувствие. Это лишь подтвердило опасения моих соратников, и они не стали меня удерживать.
Но настоящей и главной причиной этого поступка было чувство, что какая-то чрезвычайно важная мысль вот-вот должна появиться на свет. Уже несколько раз она робко пыталась сформулироваться в словах, но всякий раз отступала в нерешительности, словно убоявшись самой себя. И дабы это эфемерное создание не передумало явить мне свой лик и не покинуло меня окончательно, требовались уединение и покой.
И едва я осталась одна, как почувствовала ее легкие шаги. Хорошая идея сродни привидению, она так же не терпит многолюдья и суеты. Чтобы подбодрить ее, я замерла в радостном ожидании и несколько мгновений спустя гостеприимно впустила ее в свое сознание.
А еще через четверть часа - схватила перо и, опасаясь утерять хоть частицу открывшихся мне знаний, постаралась записать ее слово в слово. И вот, что у меня получилось:
"Алсуфьев проболтался. Задавая мне свои вопросы и демонстрируя свою осведомленность, он допустил большую ошибку, и интуиция подсказывает мне, что эта ошибка может стать для него роковой.
Вот что я имею в виду: он мог разузнать обо всех моих удачных и неудачных шагах в ходе предыдущего расследования. О моем визите на постоялый двор, самозванстве в Лисицыне, встрече со старостой в Куницыно, но одну из моих встреч он не мог бы вычислить, как бы ни старался, потому что свидетелей этой встречи не было, кроме одного-единственного человека. Того самого, с которым я провела одну из самых страшных в своей жизни ночей. Я имею в виду самого графа Орловского, только он мог поделиться своими впечатлениями о нашей с ним встрече с Алсуфьевым.
А это значит, что они с Орловским не просто знакомы, а находятся в постоянном контакте. Орловский без помощи Алсуфьева никогда бы не догадался, что за таинственная незнакомка в ту ночь обвела его вокруг пальца, а Алсуфьев ничего не узнал бы обо всей этой истории, если бы Орловский не рассказал ему ее во всех подробностях. В хорошем смысле слова - замкнутый круг. Орловский вряд ли рассказал бы о своем фиаско первому встречному. А при его-то самомнении - даже просто хорошо знакомому человеку. Следовательно, с большой долей вероятности можно предположить, что у них нет друг от друга секретов. Независимо от того, что именно является причиной такой их взаимной откровенности, опасаться мне следует как того, так и другого.