Проект Деметра
Шрифт:
– Давно у нее жар? Как это случилось?
Лала шевельнула губами и только.
– Соберись, Самхарт – что произошло?
Молчит и пялится, как на призрак.
– Эйорика твоя подруга? Ты хочешь ей помочь?
Кивнула, как смогла – получилась судорожная конвульсия.
– Тогда рассказывай.
– Ее… все…из-за вас… все.
– Очень внятно, – оценил.
Лала зажмурилась и опять глаза открыла – не исчез.
– Я сейчас закричу, – предупредила тихо. Эберхайм опять обратил на нее взгляд своих темных глаз.
– Кричи.
– Ах, вы помогаете? – Лалу подняло возмущение, и страх куда делся. – Вы ее убить хотели!
– Я? – уточнил.
– Вы! – выплюнула в лицо. Ненависть оглушала и ослепляла, накрыла как волна и Лала не думая, что делает, заорала во все горло и начала колотить по плечу мужчины, метясь в лицо, но не дотягиваясь.
Эберхайм отодвигался, выставил ладонь, еще надеясь образумить буйную, но понял, что бесполезно. Скривился, качнув головой:
– Глупая…
И прыгнул в окно, услышав, что кто-то начал ломиться в двери.
Лала в один прыжок достигла окна и свесилась вниз, глядя, как к камнем летит черная фигура, уменьшаясь и вот почти у земли на взлет пошел ворон. Каркнул почти в лицо девушке не столько грозно, сколько упрекая и возмущаясь, и скрылся меж верхушек деревьев.
Самер, услышав крик Лалы, вломился в комнату и перехватил Самхарт у окна, перепугавшись, что та орет, потому что падает.
– Какого тебя к окну понесло!! – заорал ей в лицо и стих, получив шлепок по щеке.
Отодвинул ее, выругавшись и, вылетел из комнаты, бухнув дверью. От шума Эрику забило в судорогах.
Эрлан жал снопы на автомате, не понимая. В ушах стояли слова Лалы и внутри как струну натянули, а сердце в тиски зажали.
И вот не выдержал, сел на корточки, руки опустив – перед глазами мертвая Эрика в зале скорби. И тошно так сделалось, что хоть головой с кручи.
Развернулся, рубаху с травы на ходу поднял и двинулся в город.
Лири еще под ясенем понял, что тем дело и кончится, потому наготове был – ни на шаг не отстал от светлого.
На лестнице в башни Лой Самер толкнул, пролетая. Тот перехватил – раздражен был и без подобного пренебрежения, потому и не сдержался:
– Не в себе?!
– Сегодня все сбрякнутые! – вырвал руку и, вниз перепрыгивая ступени, дальше полетел.
Лой проводил его злым взглядом и поспешил в башню наверх, в комнату жены. Зашел и понял, что вовремя – Лала с трудом удерживала бьющуюся в припадке Эрику. Это было что-то новое, непонятное и страшное.
В два шага рядом оказался, прижал к постели за руки, Лири за ноги – без толку – бьет ее, выгибает, хрипит, а сама без памяти.
– Воды дай! – рыкнул на Лалу.
– Ты вчера уже дал!! – заорала в ответ.
Лой выругался мысленно на девушку и прижал Эрику сильнее, навалился, а ладонью на лоб – голову. И понял – горит. Поэтому и без памяти, поэтому в судорогах.
– Давно ее бьет?
– С ночи!! – урод какой! – выругалась: говорила же, что плохо дело!
Эрлан сам это понял, зажмурился, ненавидя уже себя и всех вокруг.
Глянул на Лири – тот понял – выскочил из комнаты. Сам тану откинул и поднял жену на руки, встал у окна. Немного и притихла.
Эрлан чувствовал, какая она горячая и смотреть не мог. Желваками играл, упорно пейзаж рассматривая, а внутри все ходуном ходило, дребезжало как полка с посудой. И вина ела, и весь мир готов был разорвать от безвыходности.
Лири вернулся, амин и настой принес.
Эрлан сел, придерживая жену и бросил Лале:
– Полотно дай.
На удивление ни кричать, ни перечить не стала – подала, помогла Лири амин в рот Эйорике втолкнуть. Эрлан смачивал ткань в настое и обтирал красную, мокрую от пота жену, и сам не заметил как весь в ней уже, не обтирает – любуется, тоску как ком в горле сглатывает. Понял, что еще пару минут и переступит все, зачеркнет, переломает и себя и все чем жил – ради нее.
Положил на постель и ткань в руку Лале впихнул.
– Обтирай чаще, – прохрипел и вышел на негнущихся ногах.
Дверь закрыл и кулаками в стену въехал, заорал про себя. Только на кого?
Припал к стене плечом и в окно в коридоре уставился.
Ну, хорошо, сохранит он верность предкам и закону. Поступит как должно, не переступит, к ней больше не подойдет, потом требование ответное выдвинет… и что? Как он без нее дальше жить будет?
А как жить с Эей? Каждый час помнить, чья она дочь, а потом и в чертах собственных детей видеть образ врага, убившего их деда и бабушку по отцовской линии?
Стоит решить все разом, отрезать и не затягивать агонию расставания – сходить к Хранителю и выдвинуть встречное требование!
И нащупал кулон на груди, сжал его, понимая, что не снимет его и умирая. А еще четко осознал, что не повернется у него язык сказать, что отказывает Эйорике в защите и опоре, что требует разорвать узы и освободить друг от друга – и ее, и его. Возможно, она захотела стать свободной, да он не хочет освобождаться от нее. Даже все понимая и принимая – не хочет и не может.
Эрлан отодвинулся от стены и нехотя прошел к окну, сел на подоконник.
Остаться не мог, и уйти был не в состоянии.
Лала кинула полотно на стол и села. Эрика притихла, бледная стала, но в себя так и не пришла. И опять она одна, и опять бросили.
"Я бы такое не простила", – подумала и поежилась, гоня от себя мысли об Эрлане и Эберхайме.
Страшно думать на месте Эи оказаться, это со стороны рассуждать можно, а если себя коснется, так хоть с обрыва прыгай. Вот она с Самером тоже не пара, и хоть дружат, и вроде он к ней расположен, а толк? Знает, что будущего нет и тошно. И ни порвать не может, ни дальше двинуться – закон! А тут уж свиты, дите даже было. Понятно, что им тяжелее в сто раз.