Проект по дружбе
Шрифт:
– Я же говорил, что дружбы между мужчиной и женщиной не существует.
– Это просто кино! – раздраженно отвечаю я.
Но на самом деле не совсем в это верю. Как фанат жанра, я слишком погружена в историю, чтобы считать, что это просто кино. Для меня это почти живые люди, за которых я начинаю искренне переживать. Ну да, у них дружбы не вышло, но ведь это не значит, что и у остальных тоже так будет.
– А теперь представь, что они продолжили бы просто дружить и потеряли свою любовь, – снова шепчет
Во-первых, он наклоняется слишком близко и почти касается губами моего уха. Неожиданно холодная дрожь прокатывается по спине. А во-вторых… Господи, что во-вторых? А! Он использует запрещенный прием. Я уже переживаю за персонажей и хочу, чтобы они были вместе. Вероятно, Ярик просто видит, как я включилась в сюжет, и давит в эту точку.
– Каждый случай индивидуален, – нервно выдавливаю я и лезу рукой в ведро попкорна.
Уже когда зубы крошат застывшую карамель, я вдруг осознаю, что делаю. Почему-то испуганно смотрю на Шмелева. Он ловит мой взгляд и вопросительно приподнимает брови. Ну не выплевывать же при нем! Я сглатываю и ощущаю безумную смесь эмоций. Мне очень вкусно. Мне невероятно стыдно. Мне уже невозможно остановиться. Я закидываю в рот попкорн, отпиваю сладкую газировку. Все мое тело охватывает какое-то нервное возбуждение. Должно быть, это сахар. Я почти подпрыгиваю в кресле.
Но самый главный нервный импульс возникает в тот момент, когда наши руки сталкиваются над ведром попкорна. Моя ладонь ощущается слишком холодной, его – слишком горячей. Меня прошивает таким током, что даже зрение плывет.
Я пугаюсь. Честно? Я просто в ужасе. Резко отдергиваю руку и затравленно смотрю на Яра. Он медленно поворачивает голову и в темноте кинозала встречается со мной взглядом.
Что-то происходит. Я не могу дать этому названия, но между нами точно что-то искрит. Есть ли хоть малейший шанс, что это ненависть? Надеюсь, что да. Иначе это может быть предвестником больших проблем.
Усилием воли заставляю себя повернуться к экрану. Там герои как раз сталкиваются с первыми сложностями в отношениях. Я почти торжествую, потому что если бы они продолжили дружить, то в такую ситуацию не попали бы. С другой стороны, Шмелев прав. Я уже слишком за них болею и не хочу, чтобы они упустили свою любовь.
Снова сгребаю попкорн в ладонь и заталкиваю в рот. За это мне придется расплачиваться, я уверена. Но, как Скарлетт О’Хара, я подумаю об этом завтра. Точнее, уже сегодня вечером. А пока отодвигаю эту мысль в сторону.
Запиваю газировкой и впиваюсь взглядом в экран. Прижимаю свободную ладонь к груди. Слышу, как Яр тихо смеется, но мне плевать. И так знаю, что слишком близко к сердцу принимаю все выдуманные истории. И разве это так уж плохо?
Герои на экране, конечно, мирятся. И любовь торжествует. Я старательно сдерживаю слезы, потому что всегда в финале таких фильмов рыдаю. Но не при Шмелеве же!
Так что я сосредоточенно шумно дышу и часто моргаю. Яр сидит, развалившись в кресле, будто бы
В зале загорается свет, и я подскакиваю, суматошно собирая вещи. Плыву между кресел за Яром как будто в коконе собственных эмоций от фильма. Но когда он оборачивается ко мне, вижу холод в серых глазах. Конечно, его совсем не зацепило. Ну, я этого и не ждала. Так ведь?
– Понравился фильм? – интересуется он, стоя в дверях зала.
Я оборачиваюсь через плечо и вижу людей, которые двигаются на выход.
Говорю:
– Давай обсудим снаружи?
Шмелев смотрит поверх моей головы и спрашивает:
– А что такое? Почему не здесь?
– Потому что! А ну иди! – я сержусь и толкаю его ладонями в грудь.
Яр по инерции делает шаг назад и снова замирает. Выпячивает нижнюю губу и смотрит на меня с насмешкой:
– Что-то не хочу.
Я же чувствую, что за моей спиной стоят люди, и начинаю сильно нервничать. Наконец не выдерживаю:
– Понравился! Фильм понравился, понятно?
Поднимаю на Шмелева почти умоляющий взгляд, и он наконец сдается. Разворачивается и движется на выход. С облегчением следую за ним.
Мы молча идем на остановку, садимся в автобус. Мое нервное возбуждение никак не хочет униматься. К тому же я бесконечно пытаюсь подсчитать, сколько калорий употребила за этот сеанс.
– Жендос, ты чего такая шальная? – спрашивает Яр, и я в очередной раз думаю, что он более проницательный, чем я привыкла думать.
А я вдруг задаю вопрос:
– А тебе понравилось кино?
Шмелев подтормаживает. Долго смотрит на меня. А потом, будто понимая, как для меня это важно, коротко кивает.
О большем я и просить не могла бы.
Я закусываю обе губы сразу, втягивая их внутрь, и смотрю за окно. Мне скоро выходить. Там все еще метет. Как и в моей голове.
– Ладно. Хорошо, – отрывисто сообщаю я. – Ну, в следующий раз выберешь то, что больше нравится тебе. Все по-честному.
– А ты совсем сдвинута на том, чтобы все было честно, да, Жендос?
– А что в этом плохого?
– Ничего, кроме того, что так с ума съехать недолго, – тихо говорит Яр, глядя на меня с высоты своего роста.
К счастью, мы подъезжаем к нужной остановке, и я вываливаюсь из автобуса. Иду домой, а там, не застав никого, сразу направляюсь в туалет. Настало время расплачиваться за карамельный попкорн. Точнее, избавляться от него.
Глава 9
Смотрю на хрупкую фигурку в розовом пуховике, которая лезет через сугроб. Гольцман пошатывается, оступившись, и хватается за урну, чтобы удержаться. Я хмыкаю, стоя в плавно отъезжающем автобусе. Господи, какая же она неловкая. Ну как можно ее не цеплять?