Проект «Справедливость»
Шрифт:
Хозяин дома был действительно знающим магом и понимал, что круг опеки не сделает ничего особенно дурного, если попытаться создать форму. Круг опеки — невеликая магия, а значит, можно попробовать рискнуть и преодолеть его. Что ж, маг прав. Круги опеки слабы и не причиняют существенного вреда. Но есть одно-единственное исключение.
Губернатор, бывший владыка старого города, не мог отпустить своего ученика без того, чтобы не показать ему дорогу обратно. Эта дорога была невероятно проста, ведь старый город находится прямо под Лимом. Нужно лишь создать специальный круг опеки и насытить его энергией. Если энергии будет достаточно,
Так я и сделал: поставил круг опеки и насытил его почти до предела, не хватало какой-то малости. А потом ушел, предоставив мага его судьбе. Он попытался создать форму, и этого оказалось достаточно: круг опеки вобрал в себя ее энергию и пришел в действие. Диад провалился вниз, и кто знает, что там ждет мага с его бесчисленными убийствами и дикой охотой? Даже боюсь представить.
Я поспешил вернуться в дом, ожидая, что Диад сумел как-то вырваться из круга и выжить. Но этого не случилось.
Посередине комнаты зиял провал, обломками досок напоминая оскаленную пасть. Провал был большой и простирался от шкафа до самого стола, на котором по-прежнему лежал мешочек с бриллиантами. Ни стула, ни мага не было видно. Я пошел по комнате, осторожно огибая отверстие. Затем взял мешочек и высыпал бриллианты на ладонь. Их грани задорно сверкали в свете лампы, стоящей в углу.
Деньги мне очень нужны… хотя кому они не нужны? Но, к сожалению, эти бриллианты мне не принадлежали. У них был хозяин, который сейчас сражается внизу с какой-нибудь жутью, порожденной им же. Я повернул ладонь, и бриллианты посыпались в провал серебристым дождем. Может быть, они помогут своему владельцу, раз уж он так верил в их силу? Но мне почему-то казалось, что не помогут.
Глава 20
Слухи распространяются со скоростью звука. Уже на следующий день по Лиму прокатилась молва, что старый город нанес неожиданный удар, такой, какого еще не было прежде. Невиданное чудовище вылезло из-под земли, проломив пол в доме уважаемого мага. Этот маг храбро сражался, но силы были неравны: чудовище оказалось могущественным и, возможно, непобедимым, как многие существа старого города. Маг исчез, сгинул в черной пропасти, что вызвало легкую панику среди степенных обитателей Лима.
Об этих слухах я узнал в иносказательной форме от своего шефа, который с утра получил важный устный приказ и успел поболтать с гонцом. Приказ касался вашего покорного слуги и предписывал немедленно отправляться в Лим, чтобы встретиться с высокопоставленным начальством. Я сразу понял, что меня призывал к себе маркиз Ори.
От некоторых приглашений невозможно отказаться, тем более что у меня накопились вопросы к маркизу. Под изумленным взглядом шефа я собрал со стола наиболее красноречивые фотографии, положил их в папку и сказал, что готов.
— Зачем вам фотографии? — настороженно спросил Морозов, почесывая впадину между нижней губой и краем белого уса.
— Не беспокойтесь, Олег Геннадьевич, — ответил я. — Они не для начальства.
— А для кого?
Я загадочно улыбнулся и развел руками. Адресат вскоре должен появиться. Он будет самым первым по дороге в Лим.
Дверь удачно распахнулась со второй попытки. Я снова оказался в кирпичном четырехугольном склепе в обществе Цензора, притворяющегося римским сенатором.
Нужно было с чего-то начать: либо с «проездного» вопроса, который меня очень волновал, либо с фотографий.
— Зачем жить человеку? — вновь повторил я задание. — Об этом думали многие, но ничего не придумали, поэтому сочли, что людская жизнь бессмысленна. Некоторые пошли еще дальше и обнаружили, как с этим бороться: нужно заниматься наиболее бессмысленным трудом. Был такой мифический персонаж по имени Сизиф. Его покарали боги и приговорили к тому, чтобы он вечно катил в гору камень. Когда камень достигал вершины горы, то срывался вниз, и Сизифу приходилось начинать все сначала. Один мудрец сказал, что жизнь Сизифа более счастлива, чем жизнь всех остальных людей, потому что он борется с бессмысленным существованием, выполняя совершенно бессмысленную работу. Если так и есть, то человек должен жить для того, чтобы производить бессмысленность. Вот его цель!
Цензор улыбнулся настолько ободряюще, что я подумал, что почти точно поразил мишень. Увы, меня всегда подводила привычка делать поспешные выводы.
— Вы отлично подготовились. Лучше, чем в прошлый раз. Но ответ неверен. Объяснить почему? С бессмысленностью невозможно бороться ею же. Это не математика, где минус на минус дает плюс. Занятия бессмысленной работой общую бессмысленность не уничтожают, а умножают. Даже если многие люди считают, что жизнь лишена цели, бороться с этим можно лишь одним способом: сознательно искать и придумывать искусственную цель. Это убьет бессмысленность существования.
Цензор помолчал, с интересом поглядывая на мои руки.
— Вы открываете и закрываете папку, Глеб. Она для меня? Что в ней?
Попытка ответить на «проездной» вопрос снова провалилась. Вероятно, Цензор ожидал какой-то очень особенный ответ, но какой? Я открыл папку, чтобы убедиться, что фотографии еще не успели превратиться в гравюры. Цензор смотрел на меня, щуря маленькие глазки под слегка отечными веками.
Я сосредоточился. Почему-то именно здесь, между двумя мирами, задавать вопросы иногда особенно трудно. Я много думал о том, какие ситуации мешают говорить о Лиме свободно, и понял, что сложнее всего бывает тогда, когда присутствуют посторонние люди, никак не связанные с Лимом, или ведется запись разговоров. Часто в таких случаях вообще нельзя сказать ничего важного. Но Цензор-то с Лимом связан, отчего же с ним иногда невозможно свободно разговаривать?
— Гм… не все артефакты полезны для людей, — неуклюже начал я, кляня и себя и того, кто поставил невидимые барьеры для нормального общения.
Цензор приподнял брови. Это должно было означать вежливый жест, но выглядело издевательством.
— Некоторые артефакты не… гм… полезны… для здоровья… Вот. — Я протянул Цензору раскрытую папку.
Мне сначала даже показалось, что мой собеседник туда не посмотрел, настолько был мимолетен его взгляд. Затем почудилось, что Цензор сейчас задаст свой вопрос Места и прекратит еще не начавшуюся дискуссию. Я ошибся. Цензор увидел все и понял, что я хочу услышать. Его губы изогнулись, будто он погрузился в нелегкие раздумья, а лоб сморщился. Он стал похож на пожилого циничного мыслителя. Я понял, что сейчас узнаю такое, на что даже не рассчитывал, и затаил дыхание. Это будет не вопрос Места, а что-то важное… я даже не думал, что могу так хорошо читать по скупой мимике Цензора. Или могу потому, что раньше в движениях его лица не было искренности?