Проект «Убийца». Том 1
Шрифт:
– Не смущай меня. Какая из меня Ямато Надэсикоэ? Да и разве это хорошо, когда одно произведение создаётся под впечатлением другого?
– Это абсолютно естественно, – отозвался Бёрк. – Зачастую именно так и создаются произведения искусства.
– Ты говоришь, что одни работы вдохновляют на другие. Но как тогда отличить плагиат от вдохновения?
– Зачастую все созданные произведения искусства продукты агглютинации – создание образа путём сочетания качеств, свойств или частей, взятых из разных предметов.
– Больше похоже
– Это не плагиат. А естественное конструирование образов. Любой продукт деятельности – не что иное, как перемолотая подсознаниям внешняя информация.
– И как же тогда отличить плагиат от агглютинации? – не унималась Арлин.
– От темы искусства мы перешли к юридической дискуссии, – Рейвен обречённо возвела взор к потолку. – Создайте ещё в качестве эксперимента судебный прецедент.
Но они её не слышали, поглощённые своим разговором. Оживлённый и воодушевлённый, Леон не мог остановиться, почувствовав некую свободу слова и мысли, какой ему не хватало после смерти Калеба.
– Любой объект искусства – продукт воображения. Воображение вырабатывает новые образы с помощью таких приёмов как агглютинации, акцентирование, гиперболизация, типизация и схематизация. Для живописи ближе типизация, мы выделяем существенное, постоянное в однородных объектах и воплощаем выделенное в конкретном образе.
– О боже, – Рейвен красноречиво закатила глаза и, подскочив с кресла, подтянула сползшие джинсы, – я, пожалуй, пойду поставлю чайник. Разрешишь похозяйничать на кухне?
– Разрешаю, – мрачно кивнул Леон, пренебрежительно взмахнув рукой, как будто и не услышав вопрос. – Ранее воспринятые предметы распадаются и образуют новые соединения, в соответствии с новыми потребностями, которые актуализируются в деятельности человека.
– Мне легче воспринимать искусство – как сублимацию, чем вникать в тонкости распада, – утомлённая таким сложным объяснением, Арлин устало откинулась в кресле, но не прерывала зрительного контакта.
– Ты недалека от истины. Фрейд и, правда, рассматривал уход в искусство заменой чрезмерному влечению к сексу.
– А тебя одолевает чрезмерное влечение к сексу?
Вошедшая с чайником Рейвен освободила Леона от неудобного вопроса. Явно решив смухлевать, она принесла пакетированный чай. Три пакетика расположились в глубоких кружках, по которым Кейн разлила кипяток за журнальным столиком. Никто не проронил ни слова во время пакетированной чайной церемонии для ленивых.
Вооружённые по кружке, они отпили чай с облепиховым экстрактом – как заявлял изготовитель. От непривычки после долгого молчания в горле першило из-за напряжения в связках. Но Леон испытывал странное воодушевление. Арлин была совсем как этот пакетированный чай, заменяющий листовой. Как сахарозаменитель. Она почти как Калеб Гаррисон. Впервые за долгое время он мог поговорить, мог поспорить. Она не Калеб, но подарила ему те же
– Всё это просто мечты, – нарушила воцарившееся молчание Арлин, согревая руки о горячую керамическую кружку, всматриваясь в беспросветное дно. – Глупо мечтать, не претворяя их в реальность.
Леон возразил:
– Мечта – необходимое условие воплощения в жизнь творческих замыслов. Мечта – наш стимул. Мечта для художника – она сестра музы. Наше стремление, мотив деятельности. Мы не замечаем, но сама наша жизнь – творчество. Сновидения тоже являются продуктом творчества. Но его художник, сценарист и режиссёр – наша психика, подсознание. В состоянии сна, когда сознательный контроль психической деятельности отсутствует, сохранившиеся следы от впечатлений легко растормаживаются и могут создать неестественные и неопределённые сочетания.
– То есть я должна поблагодарить своё подсознание за ежедневный бесплатный просмотр арт-хауса, – прыснула от смеха Рейвен и отсалютовала кружкой.
Арлин ничего не ответила, её взгляд и улыбка были красноречивее слов – в них Леон видел одобрение и интерес. Она, как идеальный слушатель, знала, когда вступить в спор, а когда промолчать. Он сейчас не нуждался в её словах.
– Я, пожалуй, пойду, – поставив кружку с недопитым чаем, Арлин стряхнула невидимые пылинки с джинсов, грациозно вытянувшись как кошка.
– Как, уже? Посиди ещё немного! – Рейвен вскочила следом за направившейся в прихожую подругой.
Леон подумал о том, что неплохо было бы и Рейвен распознавать настроение хозяина, когда он предпочитает, чтобы гости не задерживались.
– Мне, правда, пора. Вернусь домой. Мы с братом помирились по телефону. Я не могу вечно пользоваться твоей добротой, Рейвен. – Арлин взяла ладони Рейвен в свои руки, страстно сжав, и ласково чмокнула в щеку. – Увидимся в академии. До встречи, Леон.
С ним она обошлась многообещающей улыбкой и лёгким взмахом руки – как платочком.
Сокрушённая уходом Арлин, Рейвен недовольно надула выкрашенные красной помадой губы и прижалась спиной к двери.
– Ну вот, она ушла.
– Говоришь так, будто тебя бросил парень, – скрывая оскорблённую тонкую натуру, Леон надменно вскинул бровью.
– Ты не понимаешь! Она, правда, моя муза, я так долго искала вдохновения и вот она упала прямо ко мне в руки!
– Точнее ты сама подобрала её на улице.
– Тебе тоже нужно задуматься о своём дипломном проекте, – с сентенцией напомнила Кейн. – Тебе нужно вернуться на учёбу. Завтра у нас всего две пары, приходи, не устанешь. А после можем сходить в кафе.
Господи, Рейвен, уходи. Почему ты не можешь так же быстро собраться и уйти, как Арлин.
– Я говорила с миссис Чемберс о тебе, ну ты понимаешь… – Рейвен запнулась, смотря на него непроницаемым взглядом сквозь бутафорские очки, служащие ей щитом. – Она дала мне контакты знакомого психолога…