Проект "Вервольф"
Шрифт:
Выстрелы раздавались всё реже, а когда я поравнялся с задним бортом и вовсе затихли. Я постоял немного, прислушиваясь к шорохам внутри кузова, вдруг там кто-то щёлкнет затвором или лезвие ножа со змеиным шипением полезет из ножен.
Тихо. Только слышны чьи-то сдавленные голоса. Кто-то шепчет чуть слышно, а что — не разобрать. Я сделал шаг, просунул в кривую щель ствол автомата и резким рывком отбросил брезентовый клапан в сторону.
Пронзительный вопль врезал по ушам. Из темноты кузова на меня прыгнул пехотинец с ножом в руках. Он яростно клацал зубами и дико ворочал
Немец взмахнул ножом, короткий солнечный блик на отполированном до блеска лезвии — и железо громко лязгнуло о железо. Сыпанули искры. На месте, где стальной зуб скользнул по затворной коробке, осталась глубокая вмятина.
На моё счастье клинок попал в щель между складным прикладом и корпусом автомата. Резким рывком я обезоружил врага, врезал ему стволом по зубам, отшвырнул «шмайсер» и обеими руками вцепился в фашиста.
Мы катались по земле, рыча, как звери, и молотя друг друга. В какой-то миг он положил меня на лопатки, схватил руками за горло и начал душить.
Я елозил ногами, выскребая каблуками канавки в каменном крошеве, хватал солдата за руки, пытался выдавить ему глаза. Бесполезно! Силы стремительно таяли, я задыхался и хрипел, шаря руками по земле. Пальцы нащупали кусок гранита, я собрал остатки сил, схватил обломок глыбы и обрушил на каску противника.
Бумммц! Немец обмяк. Я сбросил его с себя, снова поднял камень и опустил на голову фрица. Потом ещё раз, ещё и ещё. Кровавые ошмётки летели во все стороны, внизу противно чавкало и хлюпало, мои руки, лицо, одежда давно уже перепачкались в крови, а я всё орал, бил и никак не мог остановиться.
Кошмар закончился, когда Алексей вырвал булыжник из моих рук и стащил меня с трупа.
— Товарищ полковник, успокойтесь! — закричал он, тряся меня за плечи. Видно, я всё ещё был не в себе, потому что моряк отвесил мне сухую затрещину и сильно встряхнул за грудки.
— Всё кончено, товарищ полковник! Всё! Мы победили!
Сидя на холодных камнях, я смотрел в одну точку и ничего не видел, кроме кровавых кругов. Они водили хоровод, расходились и снова сбивались в кучку. В голове стоял звон, кровь гулко стучала в ушах.
Кто-то снова встряхнул меня за плечи, и я услышал встревоженный голос Марики:
— Кровь! У него везде кровь! Что с ним? Он ранен?
— Да ничего с ним не случилось, — пробасил в ответ морячок и сказал с нескрываемой иронией: — Товарищ полковник в шоке. Ты лучше, вон, фрица пожалей, вишь, как начальство его уделало.
К этому времени я уже пришёл в себя, круги перед глазами исчезли. В нос сразу шибанул тошнотворный запах смерти, горящей резины и чего-то ещё не очень приятного. Я посмотрел на свои руки, они были липкими и красными от крови. Память сразу вернулась ко мне, вспышками стробоскопа замелькали события недавнего прошлого: картинки одна страшнее другой сменяли друг друга. Я внутренне собрался и глянул на убитого немца, но при виде розовой каши вместо лица и белеющих осколков черепа не сдержался и со звериным рыком блеванул под ноги Марике.
Я ещё отплёвывался и вытирал губы рукавом,
— Что, товарищ начальник, первый раз?
Я кивнул, глубоко дыша, словно только что вынырнул со дна реки.
— Ничего, я, когда первого завалил, два дня есть не мог. Стоило запах еды учуять — сразу полоскало. Потом нормально — пообвык. И у вас пройдёт, будете фрицев, как орешки, щёлкать. А вот с девушкой зря вы так. Она беспокоилась о вас, переживала, а вы ей здрасьте пожалуйста.
— Всё сказал? — спросил я с хрипотцой в голосе и так глянул на матроса, что тому стало не до шуток. — Тогда заткнись, без тебя тошно!
Я уже совсем пришёл в себя, встал на ноги, хотел извиниться перед Марикой, но её звонкий голосок журчал где-то в конце колонны.
Рядом молча переминался с ноги на ногу Алексей. До парня дошло, что он позволил себе лишнего. Я видел, как он мялся, не решаясь снова заговорить, и пришёл на помощь:
— Ладно, проехали. Я не сдержался, ты сболтнул не подумав. Бывает. Пошли, посмотрим на пополнение что ли?
Я подобрал закатившуюся за колесо фуражку, протёр лицо и руки снегом из канавки на склоне, нагнулся за автоматом. Металлолом. От стойки прицела до стопора затворной коробки наискось шла глубокая борозда. На всякий случай подёргал затвор — тот даже не двигался — швырнул оружейный хлам на дорогу и поковылял за матросом.
О недавнем бое почти ничего не напоминало. Разве что догорающий «ханомаг» и трупы немцев рядом с грузовиками и мотоциклом.
Освобождённые пленники сиротливо жались у последней машины. Ветер трепал их полосатые робы, и я даже отсюда видел, как бедняги трясутся от холода.
С бывшими узниками о чём-то говорила Марика. Янек и ещё несколько партизан стояли рядом, внимательно следя за новобранцами.
Я понимал, что силой такой укреплённый объект, как фабрика, нам ни за что не взять, и надеялся на военную хитрость и внезапное нападение. Довольно призрачные преимущества, но и они могли растаять как дым, если бы кто-то из освобождённых сбежал.
Добраться отсюда до фабрики не так и сложно: всего несколько часов быстрого шага — и ты у цели. Я нисколько не сомневался, что среди узников найдутся желающие купить, если не свободу, то вполне сносную жизнь в заключении, а потому велел не спускать с них глаз до начала атаки. Там уже война расставит всё по местам: кто в тебя стреляет — те и враги. К ним не побежишь с белым флагом в руках: не они, так свои пристрелят. С предателями у всех разговор короткий.
Я подошёл к цыгану, спросил вполголоса:
— Сколько их?
— Пятьдесят. Из них двое тяжелораненых и два трупа, — также тихо ответил он.
— Итого сорок шесть. Неплохо. — Я пожевал губами, обдумывая возникшую мысль, потрогал выбитые пулей щепки, что иглами дикобраза торчали из досок кузова. — Как думаешь: машины в порядке?
— А что с ними будет? Двигатели вроде целы, кое — где тенты продырявило, так это не проблема.
— Понятно. Ты, это, возьми с собой кого-нибудь, сходите в пещеру за тушёнкой для пополнения и оружием. На всё полчаса. Давай мигом.