Проект «Юпитер»
Шрифт:
— Еще секундочку, — я встал, положил руку на грудь Амелии и поцеловал ее. Последовал мгновенный всплеск вулкана страстей — разделенной радости и наслаждения, и Амелия исчезла — после короткого сухого щелчка переключателя. А в следующее мгновение я целовал уже бесчувственное, безответное тело, и на глаза мне наворачивались слезы. Я сел обратно на стул — рухнул, словно мешок. Врач отсоединил нас, не говоря ни слова, только наградил меня свирепым взглядом и покачал головой.
В той буре чувств промелькнула убежденность: «Каков бы ни был риск, дело того стоило», — и я даже не знал, кто из нас это подумал — я или Амелия.
Мужчина и женщина в зеленой одежде вкатили
— Вам двоим придется сейчас уйти. Возвращайтесь к десяти-двенадцати часам.
— Я предпочел бы помыться и присутствовать на операции, — сказал Марти.
— Прекрасно, — Спенсер по-испански попросил медсестру принести костюм для Марти и показать ему, где находится limpiador [11] .
Я спустился вниз, в холл, и вышел из клиники. Небо над городом приобрело красновато-оранжевый оттенок из-за промышленных загрязнений. На последние мексиканские деньги, что у меня были, я купил в торговом автомате дыхательную маску.
11
Здесь: раздевалка (исп. ).
Я решил погулять по городу, пока не найду пункт обмена валюты и карту города. Я никогда прежде не бывал в Гвадалахаре и понятия не имел, в какой стороне отсюда может находиться деловая часть города. Впрочем, в городе, который чуть ли не в два раза больше Нью-Йорка, это обстоятельство, наверное, не имело особого значения. Я пошел наугад, повернувшись спиной к солнцу.
Здесь, в окрестностях клиники, было полным-полно нищих попрошаек, которые клянчили деньги якобы на то, чтобы оплатить лечение. Они выставляли напоказ своих больных детишек и всячески демонстрировали болячки и костыли. Кое-кто из попрошаек нагличал сверх всякой меры. Я отвечал им бранью на плохом испанском, а про себя радовался, что сунул таможеннику взятку в десять долларов и тот позволил мне провезти выкидной нож.
Детишки на улицах выглядели жалкими, болезненными и беспомощными. Я знал о Мексике гораздо меньше, чем должен бы — ведь моя страна находилась совсем рядом, чуть севернее, — но я был уверен, что здесь должны существовать какие-то учреждения социальной помощи и медицины. Очевидно, социальная помощь предоставлялась далеко не каждому. Как, наверное, и щедрые дары нанофоров, которыми мы милостиво снабжаем местное правительство: большинству мексиканцев мало что перепадает от этого изобилия.
Некоторые нищие демонстративно не замечали меня, а то даже шептали мне в спину нелестные эпитеты на расистские темы — на языке, которого я, по их мнению, не должен был понимать. Как же все изменилось! Когда я еще учился в школе, мы с отцом как-то съездили в Мексику. И отец, который вырос на американском Юге, был просто счастлив из-за полного отсутствия здесь каких-либо расовых предрассудков. С нами обращались почтительно, как с любыми другими гринго. Это из-за нгуми в Мексике появилась предвзятость к темнокожим, но отчасти в этом виновата и Америка. Она подала такой пример.
Я дошел до широкой улицы с восьмиполосным движением, запруженной транспортом, и повернул направо. Здесь мне не встретилось ни единого нищего попрошайки на целый квартал. Пройдя еще примерно с милю по запыленным и шумным кварталам многоквартирных домов для малообеспеченных жильцов, я вышел к зеленому парку приличных размеров, под которым находился подземный развлекательный центр. Я миновал пост охраны, где пришлось заплатить еще пятерку за выкидной нож, и поехал на эскалаторе на нижний
Там было три киоска обмена валют, все три с немного разным курсом и разным процентом комиссионных. Я быстренько подсчитал в голове эти нехитрые раскладки и ничуть не удивился, обнаружив, что в киоске с самым невыгодным на первый взгляд курсом обмена с учетом комиссионных наценок получался самый выгодный вариант.
Проголодавшись, я зашел в кафе и взял порцию осьминогов, маленьких таких, с ножками длиной всего в дюйм, еще — пару черепашек и чашку чаю. Перекусив, я побрел дальше — раз уж попал в увеселительное заведение, надо поразвлечься.
Мне встретилось с полдюжины магазинчиков, предлагавших записи переживаний в подключении. Выбор приключений здесь был немножко не такой, как в таких же американских магазинчиках. Быть забоданным быком — очень мило, но нет, спасибо. Провести или подвергнуться операции по перемене пола, в любых вариациях. Умереть во время родов. Облегчить страдания Христа. За этой записью народ выстроился в очередь — наверное, сегодня был какой-то религиозный праздник. А может, здесь каждый день какой-нибудь религиозный праздник.
Еще здесь были обычные приключения с девочками-мальчиками, а также ускоренная запись происходящего «в вашем собственном» желудочно-кишечном тракте. Нет уж, увольте!
В подземелье увеселений царило хаотичное многообразие всевозможных магазинчиков и торговых рядов — как в Портобелло, только умноженном в сотни раз. Самые обычные предметы каждодневной необходимости, которые в Америке предоставлялись государством бесплатно, здесь продавались за деньги и, естественно, не по фиксированной цене.
Часть заведений была мне знакома по прогулкам вокруг Портобелло. Домохозяйки — в основном женщины, мужчины встречались реже — приходили сюда, наверное, каждое утро, чтобы накупить припасов на день. Их было довольно много для двух часов дня. Постороннему человеку могло показаться, что в торговых рядах там и сям затеваются крупные ссоры — продавцы и покупатели ожесточенно спорили, громко кричали друг на друга и размахивали руками. Но на самом деле это была обычная манера местных жителей торговаться. «Да у тебя что, совсем ум за разум заехал?! Десять песо за эту никчемную фасоль?! Да на прошлой неделе я брала фасоль по пять песо, и отличнейшего качества!» — «У тебя что-то с памятью не в порядке, женщина! На той неделе фасоль была по восемь песо и такая сморщенная, что я не знал, как от нее избавиться! А это — фасоль из фасолей, просто чудо, а не фасоль!» — «Я могу дать вам за нее шесть песо. Мне нужна фасоль на завтрак, и моя матушка знает, как сделать ее помягче с помощью соды». — «Ваша матушка? Пришлите сюда вашу матушку, и она с легким сердцем выложит за мою фасоль девять песо!» И так до бесконечности. Для них это был способ пообщаться и приятно провести время. Настоящая свара начнется, когда придется выбирать между семью и восемью песо.
Ряды, в которых торговали морепродуктами, показались мне еще занимательнее. Здесь было гораздо больше всяческих видов рыбы и прочей морской живности, чем можно найти в магазинах штата Техас, — огромная треска и лосось, которые водятся в холодных водах северной Атлантики и Тихого океана, причудливые разноцветные рифовые рыбы, извивающиеся живые угри, баки с крупными креветками с Японских островов — все это разнообразие производили здесь, в городе, клонировали и ускоренными темпами выращивали в баках с водой. Несколько местных видов рыб, выловленных в природных водах, — таких, как белозубка из озера Капала, — стоили в десятки раз дороже самых экзотических в определенной степени искусственных морепродуктов.