Профессиональное убийство. Не входи в эту дверь! (сборник)

Гилберт Энтони

– Будь это и вся загадка, она была бы довольно скверной, – заметил я, – но тут есть еще кое-что. Я до сих пор не могу определить место Фэнни в этой истории. Почему она скрылась? Сначала я решил, что раз машина не вернулась, то они оба могли погибнуть, но мы знаем, что в понедельник утром Фэнни была жива. В случае аварии у нее хватило бы ловкости выпрыгнуть, но не могу поверить, что она исчезла бы невесть куда и предоставила нам разгадывать эту загадку в меру наших способностей. Но Фэнни невозможно оставить в стороне. Какую-то роль в этой истории она играет.

Паркинсон задумался.

– Вероятно, она сильно поссорилась с Рубинштейном, а потом, когда они попали в аварию, испугалась

обвинения в убийстве. Хотя нет, это я зря. Фэнни может совершить много сомнительных поступков, но не таких. Да, ты прав, она у нас – недостающее звено. Филпоттс говорит, мы не добьемся презумпции смерти, пока у нас нет хотя бы частички трупа, и не можем действовать, пока не получим разрешения суда, а делается это не в один день. Лал мечтает вернуться в свою любимую Испанию, где сможет разгуливать в полном трауре и совершать покаяние до конца своих дней. Кажется, она не понимает, когда я предупреждаю ее, что уже не будет такой богатой. Эта женщина не знает цены деньгам. В общем, нам остается только ждать. Полицейские теперь старательно ищут Фэнни.

Может, искали они старательно, но найти ее не сумели. Рубинштейна тоже. Через четыре дня бережного копания, которому помешал, несмотря на мнение специалиста, еще один оползень, полицейским удалось обнаружить разбитую машину. Извлечь ее полностью было невозможно, поэтому сделали фотографии автомобиля под всевозможными ракурсами и поверхности обрыва с моря и с камней. Полицейские предприняли опасные попытки осмотреть его поверхность на тот случай, если Рубинштейн выпрыгнул и тело его осталось на каком-то выступе, но, конечно же, ничего не нашли. Если бы он выпрыгнул, труп снесло бы вниз последующими оползнями.

– Рубинштейн скорее всего выпрыгнул бы, если бы почувствовал, что машина покачнулась. Головы он никогда не терял. Но подобной возможности ему, видимо, не представилось, а то, что осталось от него после падения на камни, – Паркинсон содрогнулся, – давным-давно унесло в море. При таких обстоятельствах неизвестно, когда вы обнаружите тело, а если и обнаружите, много ли для вас будет в этом проку. Какова надежда, что кто-то сумеет опознать его после удара о камни и долгого пребывания в воде? Я уж не говорю об отвратительных морских тварях.

Тем временем, разумеется, вести расследование было невозможно, и Паркинсона сковывали по рукам и ногам приводящие в бешенство юридические ограничения. Он не мог найти другую работу, было множество возмутительных осложнений из-за таких пустяков, как выплата ему жалованья, проводившаяся четырнадцатого числа, и оплата домашних счетов.

– Я пытаюсь выяснить у Филпоттса, когда можно будет добиться презумпции смерти, – признался он. – Из-за промедления мои дела идут прахом. Человек, уезжающий менее, чем через месяц, в Америку, предлагает мне отличную работу, но я не могу ожидать, что он будет бесконечно держать для меня эту вакансию, и не хочу оставлять Лал в затруднительном положении. Она была очень добра ко мне.

Я спросил, есть ли у нее какие-то планы, и Паркинсон ответил:

– О, Лал вернется в свою любимую Испанию, если получится. Она требовала от Рубинштейна уехать из Лондона с тех пор, как они поженились.

– Значит, придется продавать квартиру и Плендерс. Ты ведь можешь предоставить это Филпоттсу? Адвокаты для того и существуют.

– Продать квартиру будет легко. Плендерс – другое дело. К тому же я не знаю, что делать с мебелью. Среди нее много ценных вещей, а Лал продала бы все любому старьевщику, лишь бы от нее избавиться. Она всегда была недовольна тем, что муж занимается бизнесом. Не понимаю, почему Грэму или другим стервятникам его породы не скупить все за бесценок, а потом продать заокеанским

миллионерам с прибылью в сто пятьдесят процентов. И потом еще Китайская комната. Я не хочу видеть эту коллекцию разошедшейся по частям.

– Рубинштейн не оставил в завещании указаний относительно нее?

– Завещания я не видел. Оно у Филпоттса, а он и пальцем не шевельнет, пока не получит определенного вердикта. Ждет, чтобы первый ход сделали полицейские. Он воображает, будто Рубинштейн скрывается где-то в Западном Кенсингтоне или в Клапам-Коммон и чертовски радуется этому скандалу.

Паркинсон, как и я, уже не верил, что Рубинштейн жив.

– А от Фэнни по-прежнему ничего нет? – спросил он.

Я лишь развел руками.

– Такая же большая загадка, – продолжил Паркинсон, нахмурясь. – Конечно, может, она больна.

Он произнес это таким тоном, каким говорят: «Конечно, может, эта птичка высиживает птенцов».

– Фэнни не покинула бы квартиру, если бы заболела, – заметил я.

– Да. И можно не сомневаться, у нее имелась какая-то причина. Фэнни исчезла со сцены так же бесследно, как в дни моего детства леди в зале Святого Георгия. В определенном смысле она представляет собой чуть ли не большую загадку, чем Рубинштейн. Очевидно, он, бедняга, погребен так глубоко под всей этой свалившейся грязью, что его пока просто не удалось откопать. Кстати, вчера вечером был еще один оползень, довольно сильный. Рыть землю сейчас, вне всякого сомнения, опасно, и потом, – он пожал плечами, и лицо его было бледным, – сомневаюсь, что его будет возможно опознать через столько дней. Одна куча изломанных, окровавленных костей, должно быть, почти не отличается от другой.

Паркинсон отвернулся и сгорбился, прижавшись к каминной полке, плечи его касались гравированного оленя и молодых женщин в ночных сорочках, резвящихся среди завитков. Братья Адамс создали все это для лучших людей, чем те, которые сейчас не обращали внимания на их труды.

Глава седьмая

Добрые пожелания этому трупу.

Куолити-стрит

Помимо прочих трудов Паркинсон всеми силами старался положить конец настойчивым слухам, будто Рубинштейн устроил собственное исчезновение, желая избежать ответственности за мошенничество в связи с горной компанией, где был директором и крупным держателем акций. Подтверждений этому не существовало, и Паркинсон ломал голову, как опровергнуть надуманные обвинения, пока не произошел случай, заткнувший рты всем охваченным паникой болтунам. На скалы неподалеку от Черного Джека волной выбросило ботинок, и его доставили в полицию, поскольку он, возможно, был как-то связан с загадкой Рубинштейна. Ботинок пропитался водой, потерял форму, но все-таки было хорошо видно, что он маленький, искусно стачанный вручную и явно был по ноге тому, кто его некогда носил. Внутри была отпечатана фамилия изготовителя – Расселл. И тот признал в ботинке один из пары, изготовленной несколько месяцев назад для Рубинштейна.

– Думаю, теперь стало все ясно, – произнес, облегченно вздохнув, Паркинсон. Я тоже испытывал облегчение, такое сильное, что говорить о нем было неловко. – Эти болтуны никак не смогут утверждать, будто ботинок сошел с обрыва сам по себе. Надеюсь, теперь смолкнет брань в адрес бедняги, продолжавшаяся в течение двух недель. И Лал вскоре уедет. Она покончила с ролью безутешной вдовы, и пребывание убийцей по небрежности оказалось не таким уж развлекательным; поэтому теперь она femme fatal [2] , женщина, перед которой не могут устоять мужчины. Что ж, пусть играет эту роль в Испании. Там она подойдет ей больше.