Профессия - смертник
Шрифт:
Захлопнувшееся рыло как-то недовольно пошевелило "губами" - то ли ему этого было мало, то ли показалось невкусно. Но больше пока ничего не падало, и оно нехотя убралось под волны - наверное, дожидаться десерта.
А на берегу уже вновь звучал монотонный напев, и стройные танцовщицы изгибались в ритуальной пляске. Повскакавшие было зрители сели и опять как ни в чем не бывало томно развалились в некоей прострации.
– М-да...
– глубокомысленно высказался Степан, почесав бровь.
– Хорошо, - нервно сказала Туаза.
– От погони мы избавились. Что собираешься делать дальше?
– А где это мы, собственно?
–
– Понятия не имею!
– ответила Туаза ледяным тоном.
– Вы думаете, что у меня было время выбирать?
– неожиданно она вновь перешла на "вы".
– Если вы не забыли, я вынуждена была торопиться!
– Да, это было неплохо, - признал Степан, в надежде хоть немного ее смягчить. Да и в само деле - за эту сумасшедшую гонку через миры, выведшую из строя троих преследователей, она, безусловно, была достойна похвалы.
– Неплохо - еще не значит хорошо. Это значит никак, - сказала она, демонстративно отвернувшись. Поморщилась и расстегнула ворот своего комбинезона.
Действительно, жарко было, как в бане, и - ни ветерка.
– Все прекрасно, от погони мы избавились, теперь бы только узнать, куда попали, - заметил Степан, чувствуя с досадой, что разговор уходит в сферу препирательств. Внезапно накатила усталость, и даже вопрос о точном названии этого места показался не столь уж важным: кругом в конце концов собратья-гуманоиды, в случае чего у них всегда можно спросить, в крайнем случае и попросить о помощи. А пока отдохнуть бы.
– В сущности, мне и здесь нравится, - сказал он Туазе.
– Наверное, у вас легкая рука.
– Допускаю, что вам тут нравится, среди голых баб, - проворчала она, окончательно становясь Бяксой.
– Может, и подкатиться попробуете. По-моему, эти плюксы будут не против.
Тут Степан, мигом рассвирепев, сделал неожиданную для себя вещь: схватив Бяксу за плечи, прижал ее к ступени, забыв о том, что она как-никак в недавнем прошлом пиратка и, верно, владеет разными хитрыми приемчиками. Она напряглась пружинисто, готовая к отпору, вот только в глазах, оказавшихся перед ним так близко, плескалась растерянность. Лицо Туазы было влажным, испуганным и таким... Красивым. Совсем не Бяксиным. Просто манящим женским лицом.
Степан отпустил ее и сел, потом провел по глазам ладонью, силясь снять наваждение. Напрасно: оно словно бы разливалось в окружающем мире, в стоявшей здесь жаре - странное ощущение последнего дня, последнего часа, быть может, последних минут, когда можно все, до чего окажешься в состоянии напоследок дотянуться, и все тебе ответит и поддастся, как готовы были это сейчас сделать - если ему не показалось - губы Туазы.
– Значит, так.
– Он говорил, глядя прямо перед собой, стараясь держаться делового тона. Кровь еще шумела в висках.
– Пора бы нам, наверное, отсюда выбираться. Трансверсора у нас больше нет, но поправь меня, если я ошибаюсь, здесь у многих на руках я вижу похожие браслеты. Видимо, придется просить кого-нибудь...
Договорить он не успел, потому что в это время с
Бежать им было некуда, да, собственно, ему и незачем, но была еще Туаза, и Степан чуть ли не насильно ее завалил, прикрыв собою. Слабо по-трепыхавшись, она притихла под ним и смирно лежала все время, пока продолжался камнепад. Камни ударяли в ступени, подскакивали высоко и бились опять, высекая обоюдное крошево, прыгали и улетали в море. Степан глядел на этот убийственный град, подняв голову (на Туазу в таком положении он старался больше не смотреть), и заметил одинокую фигуру, сидевшую много выше. Человек пристально смотрел в море, словно не замечая сыпавшей вокруг верной смерти, способной в любую секунду превратить его в труп с проломленным черепом. А там среди волн уже вновь разевалось в счастливом зевке бесформенное рыло, получившее свой десерт. Заглотив мертвую танцовщицу, оно спокойно схлопнулось и ушло под воду, к сожалению, не заработав на закуску ни одного небесного "снаряда". Словно сами небеса поддерживали нейтралитет с тварями, ополчившись против людей.
Когда небосвод "отстрелялся" и Степан с Туа-зой встали на ноги, внизу одновременно с ними стали подниматься оливковые тела, увешанные помятыми гирляндами - танцовщицы, оказывается, не исчезали вместе со зрителями, они оставались здесь и тоже залегли, прижавшись у нижних ступеней, ища возле них защиты. Одна из девушек, подняв голову, помахала рукой, и сидевший наверху человек ответил ей взмахом.
– Попробуем все-таки тут разобраться, - сказал Степан и стал подниматься к нему наверх. Туа-за последовала за ним, как ни странно без возражений: собственно, что им еще оставалось делать, кроме как налаживать контакты с местным населением?
Это был мужчина преклонных лет, весьма с виду благообразный, одетый в просторную белую хламиду.
– Добрый день, уважаемый, - для начала поздоровался Степан. Старик не ответил, лишь окунул подбородок в ладони, сложенные на полированной рукояти трости.
– Не подскажете ли, куда мы попали?
– видя, что старик не склонен к общению, Степан все же сделал попытку его разговорить.
– Мы угодили сюда случайно, с погоней по пятам и вызвали тут небольшой переполох, ну вы, наверное, видели.
В глубине выцветших карих глаз затеплился интерес.
– Так это, значит, вы? Неплохое было зрелище - помяли наслажденцев, скормили проглоту двух чужаков...
– Да вот, понимаете, какая история, - улыбнулся Степан, - потревожили немного ваших зрителей. А вы, простите, как их назвали?
– Мы их зовем наслажденцами, а сами они Себя называют созерцателями.
– Это как же понимать?
– спросил Степан, присаживаясь.
– Созерцают они, видишь ли, наши последние деньки.
– В словах старика не было горечи или гнева, лишь звучала нота обреченности.
– А на самом деле острых ощущений им надо. Сидят.тут, у края чужой гибели, на девочек наших смотрят, которые все до одной обречены. Жертвы проглотам приносят - то тварь какую-нибудь живую, а то и человека.